— С удовольствием.
Кафе оказалось маленьким и уютным, и мы нашли в углу столик на двоих.
Пока я наливала чай, Родерик говорил о том, что он в каникулы собирается съездить в Египет.
— Это мечта любого археолога, — сказал он. — Долина фараонов! Пирамиды! Такое множество древних реликвий, вы только представьте.
— Именно это я и делаю в данный момент. Вот если бы удалось попасть внутрь одной из гробниц фараонов, это было бы потрясающе! Хотя и страшновато, конечно.
— Вот именно. Я думаю, грабители могил были бесстрашными людьми. Когда вспоминаешь обо всех мифах и легендах, не перестаешь удивляться, чего только люди не делали ради богатства.
— Это будет увлекательнейшее путешествие!
— Вам бы оно тоже понравилось, я уверен.
— Еще бы!
Он внимательно посмотрел на меня и принялся медленно помешивать ложечкой чай, будто в глубокой задумчивости.
— Мой отец и ваша мама уже многие годы хорошие друзья, не так ли?
— О, да. Мама не раз говорила, что доверяет ему, как никому другому. Робер Бушер тоже ее давний друг. Но, я думаю, ваш отец всегда для нее на первом месте.
Он задумчиво кивнул.
— Расскажите мне о своем доме, — попросила я.
— Он называется Леверсон Мейнор. Леверсон — это фамилия одного из наших предков, она каким-то образом затерялась, когда одна из его дочерей, унаследовавшая поместье, вышла замуж за кого-то из рода Клеверхемов.
— А ваша мать?
— Она, конечно, стала Клеверхем только после замужества. Ее семья владеет поместьем на севере. Это очень древний род, их родословная уходит в глубь веков. Они считают себя не менее знатными, чем род Невиллов или Перси, охранявших северные земли от скоттов. Они хранят портреты воинов, принимавших участие в войнах Алой и Белой розы, и даже еще более древние, когда шли войны с пиктами и скоттами. Мой отец, как вы знаете, добрый и мягкий человек. Все в имении его очень любят. А к маме они относятся с почтительным страхом, и ее это вполне устраивает. Своим поведением она как бы показывает, что этот брак был для нее мезальянсом, и она понимает это. Если строго подходить к социальной иерархии, так оно и было. Но в душе она глубоко любит и моего отца, и меня, своего единственного сына.
— Теперь я хорошо ее себе представляю. Довольно грозная леди.
— Она нам желает добра. Но дело все в том, что наши взгляды на то, что есть добро, не всегда совпадают. И тогда возникают конфликты. Если бы только она могла отказаться от убеждения, что ее кровь чуточку голубее, чем кровь моего отца, если бы только она сумела понять, что иногда мы должны делать то, что мы хотим, а не то, что она за нас решает… Она была бы замечательным человеком.