Всем видом я показала, как буду относиться к такому решению, поэтому он сказал:
— Боюсь, что так и будет.
— Ваше величество помнит о тесных связях наших семей, — продолжал Роган.
Я видела, что муж заметно взволнован, и мои глаза наполнились слезами ярости. Увидев эти слезы, он сказал:
— — Монсеньор, я постараюсь, как могу, утешить вашу семью. Я был бы весьма рад, если бы вы смогли привести доказательства своей невиновности. Но я должен исполнить свой долг как король и как муж.
Монсеньор де Бретей был на моей стороне. Он сделал знак кардиналу пройти к двери, которая была открыта в Салон часов. По случаю праздника в нем было много народа, присутствовали все члены двора, некоторые находились в Ой-де-Беф, другие в длинной галерее, в зале совета и в государственных покоях.
Бретей громким голосом отдал капитану личной охраны необычную команду, эхом отразившуюся в зеркальной галерее: «Арестуйте кардинала де Рогана».
Я торжествовала победу, была ослеплена ею.
— Теперь, — сказала я, — вопрос решен. Будет доказано, что этот безнравственный человек является мошенником, и он понесет наказание за все свои грехи.
Я села за письмо к своему брату Иосифу:
«Что касается меня, то мне приятно сознавать, что я не буду больше слышать разговоров об этом несчастном деле».
Теперь я не понимаю, как я могла обманывать себя, или я в глубине души понимала чудовищность этого дела. Я пришла к мысли, что мастерски обманывала себя.
Ожидаемых поздравлений от моих друзей не было. Я надеялась, что они выразят свое удовлетворение по поводу того, что безнравственный человек наконец призван отвечать за свои грехи. Однако в моих апартаментах царило странное, задумчивое молчание. Габриелла меня не посещала; мне не приходило в голову, что, возможно, семья рекомендует ей держаться в стороне. Мадам де Кампан была спокойна и сдержанна, как если бы она была замешана в этом деле. Меня нужно было бы предупредить. Она по-настоящему заботилась обо мне, и, когда я была в опасности, любовь ко мне заставляла ее беспокоиться, хотя ум не позволял ей обманывать себя. Принцесса де Ламбаль согласилась со мной, что это хорошо, но, как это однажды заметил Вермон, у нее была репутация глупой женщины. Елизавета была печальной, но она была такой набожной, что всегда сожалела о любых трудностях, возникающих даже у тех людей, которые заслуживали этого. Мои невестки, по-видимому, втайне были довольны. Однако множество дел требовало моего внимания! Что с «Севильским цирюльником»? Ничто не должно мешать его постановке.
Я решила немедленно покинуть Версаль и переехать в Трианон.