– Ты куда? – сердито бросил он ей. – Возвращайся в дом, пока тебя не хватились.
– Мне никак нельзя возвращаться! – чуть ли не в слезах выкрикнула Лола, едва поспевая за ним. – Ты что, не мог мне помочь? Этот боров едва не трахнул меня!
Маркиз только махнул рукой.
Свернув за угол, он увидел темный силуэт «опеля» и в два больших шага подлетел к машине. Протянув руку к дверце, застыл на месте. На переднем сиденье рядом с местом водителя сидел человек – лысый толстяк в твидовом пиджаке.
– Какого черта, Шульц? – возмущенно выкрикнул Маркиз, распахнув дверцу. – Как вы объясните…
Слова застряли у него в горле. Шульц сидел, неподвижно уставившись перед собой широко раскрытыми неживыми глазами. На его виске темнела неровная рана, со сгустками запекшейся крови.
Маркиз отшатнулся от трупа, резко втянув воздух сквозь сжатые зубы, и повернулся к Лоле:
– Это ловушка, беги!..
Но бежать было уже поздно. Вспыхнули ослепительные лучи автомобильных фар, и Лола с Маркизом замерли в их мертвенном свете, как артисты на сцене в финале кровавой трагедии.
– Стоять неподвижно! – прогремел усиленный мегафоном голос. – Руки положить на крышу автомобиля!
Тяжелой походкой неотвратимого рока к ним приблизились двое немецких полицейских, обшарили наглыми руками, защелкнули на запястьях наручники, грубыми толчками загнали в полицейский микроавтобус с зарешеченными окнами и повезли под завывание сирены по темным пустым улицам.
Короткая поездка, снова – грубые руки, толчки, ступени, ярко освещенные коридоры полицейского участка, пустая голая комната, направленная в лицо лампа…
– Вы хотите сделать заявление?
– Нет.
– По какой причине вы убили Гельмута Ланга?
– Не знаю такого.
– Человек, найденный мертвым в вашей машине.
– Я его не убивал.
– Вы задержаны на месте преступления. На орудии убийства – ваши отпечатки пальцев…
– Какое орудие убийства?
– Разводной ключ.
– Я его не убивал.
– Вы хотите сделать заявление? Лолы рядом не было, Маркиз понял, что их развели по разным комнатам и ее сейчас тоже допрашивают. Свет лампы резал глаза, хриплый голос бил и бил по барабанным перепонкам:
– Что вы делали в доме господина Тизенхаузена?
– Я там не был.
– Что вы знаете о краже картины Рубенса «Кающаяся грешница»?
– Ничего не знаю.
– Гельмут Ланг был вашим сообщником?
– Я не знаю такого.
– Вы хотите сделать заявление?
– Нет.
– Ваша сообщница все нам рассказала!
– Что именно?
– Вы хотите это узнать?
– Мне все равно.
– Вы хотите сделать заявление?
– Нет.
«Вы хотите…» «Нет…» «Вы…» «Нет…» Лампа погасла, воцарилась блаженная тьма. Раздались шаги. Маркиз приоткрыл измученные глаза. Один человек вышел из комнаты, другой вошел – худощавый, невысокий, сутулый, с кривым носом и насмешливым длинным лицом.