…С другой стороны, дома спокойно. Закат над озером не уступает красотой ни танцу, ни огням, ни богатому зрелищу. Другое дело, что закат лучше встречать в компании настоящего поэта…
Она поерзала на подушках. Представление затянулось, уже совсем стемнело, а судьи, глядишь, и шестой раунд назначат. Жаль, что она не приехала в столицу по своей воле, как простая путешественница, и не имеет обычной свободы. Она претендентка, пусть ее шансы оцениваются как один к тысяче. Она ведет происхождение от Железной Горы, и хоть веточка давно отделилась от общего ствола и зачахла далеко от столицы – ее долг был явиться.
Янина удержала вздох.
На самом деле, уверяла она тетку, никто не заметит, что меня нет. В жены принцу прочат либо старшую, либо младшую дочь барона Хлебного Клина, причем скорее младшую – та здоровее и милее с виду. Прочих приглашают ради традиции и еще затем, чтобы новая принцесса чувствовала себя избранной среди многих. Церемония объявления невесты тем пышнее, чем больше девушек в разноцветных платьях будет ждать королевского решения. Так говорила Янина, но тетка была непреклонна: надо ехать. Из казны деньги выслали на поездку, оплатили гостиницу на всю неделю, ты что, хочешь казенные деньги под подушкой утаить?! А вот явится королевский налоговый надзиратель!..
Налоговый надзиратель был теткиным вечным пугалом, хотя жила она скромно и налоги с поместья платила всегда по совести. Тетка мечтала увидеть церемонию и рвалась поехать вместе с Яниной, но прямо перед отъездом ухитрилась сломать руку. Бедняга, как она огорчилась! Янина с дорогой душой отпустила бы тетку в столицу вместо себя. Тетка еще далеко не стара, если ее нарумянить да приодеть – сошла бы за девушку в общей толпе…
Танцовщицы разбежались, будто флаги сдуло ветром. Бросили жребий. Бородач, король поэтов, изображал благожелательную скуку, но уголок его рта подрагивал. Янине с ее места – первый ярус, третий ряд – отлично было все видно.
А молодой сперва побледнел, а потом налился светом, будто фонарь в оранжевом стеклянном колпаке, и уверенно выступил вперед. Ему выпало читать первым.
Он начал говорить. Площадь была устроена для выступлений великолепно – слова, сказанные на сцене, разносились эхом по всем ярусам.
Наброском майской синевы,
Неразличимым – еле-еле —
Нежнейшим – так лежали вы
На черном бархате постели.
Немой, как пень, с недавних пор,
Нагой – в глубинах цитадели
Не я схватился за топор
На черном бархате постели.
Над хризантемой взвился рок —
Нет!.. Лепестки похолодели —
Не кровь, не смерть, но серебро