– Но я не понимаю – как?! Она же, кроме работы, никуда не ходит, никого не видит, ни с кем не встречается. Как и когда она могла… ну, если не влюбиться, то хоть переспать с кем-нибудь?
– Мало ли. Сама говоришь – взрослая девушка, за всем не уследишь…
– Ладно! Если так, то это… Это же здорово, Анджа! Только я вот о чем подумала: если она просто влюбилась, то он, этот ее объект… он же может и не догадываться… Настька-то просто лежит себе на диване и балдеет, что с нее, дуры, возьмешь, но надо же…
– Но тебе-то конкретных внуков хочется? – догадливо усмехнулась Анжелика. – Знаешь, мне почему-то кажется, что Настена, если захочет, вполне сумеет свой объект соблазнить…
– Ну, вообще-то учитывая ее прошлое, конечно, но… Я все-таки волнуюсь: вдруг у нее вся сексуальность в орнаменты сублимировалась?
– Не волнуйся, – утешила подругу Анжелика. – Не вся. Не так давно Настена прямо говорила нам с Антониной, что хочет ребенка… А если желаешь что-то узнать доподлинно, так позвони или сходи к Израэлю Наумовичу, – посоветовала она. – Если кому-то что-то про Настену и известно, так это ему.
Весьма пожилой ювелир Израэль Наумович Зоннершайн был вторым из четырех мужей Светы и единственным, по жизни, конфидентом Анастасии. Именно его фамилию она выбрала при получении паспорта и носила ее гордо и сознательно.
– Да, пожалуй, ты права, – подумав, кивнула Света. – Если кто-то и знает, то – Израэль. Я к нему съезжу. Все равно давно обещалась навестить…
– Послушай, Светка, каждый раз собираюсь тебя спросить, и все забываю: родная мать Насти… Она вообще жива?
– Померла года четыре назад, – невозмутимо сообщила Света. – То ли от передозировки, то ли просто сердце не выдержало. Сколько ж можно…
– А Настя… она знает?…
– Знает, знает, – оживилась Света. – Тут такая хохма вышла, я разве тебе не рассказывала? Обычно кому рассказываю, не верят. Только с Настькой такое и может… В общем, ей позвонил Роман, Настькин отец, ему кто-то из тусовки передал про смерть первой жены, ну он и решил дочери сообщить. Сам был уже никакой, в зюзю, и сказал, что на похороны не пойдет, но она может… Настька пришла ко мне советоваться: идти или не идти? Я помозговала в одну сторону, в другую, потом решила, что как бы ни было – лучше все-таки пойти, проводить, так сказать, мать в последний путь. Мало ли как потом обернется, а уже не переиграешь… Так Настьке и сказала. Она пожала плечами и согласилась. В назначенный день купила лиловые гвоздики, пришла: губки бантиком, платье темно-синее, черный цвет, как ты знаешь, она не любит. Никого, естественно, не узнает, да и мать толком даже в лицо не помнит. Но – настроилась, сделала печальную морду (обстановка все-таки соответствует), прошла в зал, попрощалась честь-честью с покойницей, всплакнула даже, вытерла глаза эксклюзивным платочком собственного дизайна, и тихо ушла…