– В-Вольфурт, – стуча зубами, ответил Никитин.
– Что за Вольфурт? Где это?
– В Альпах, на стыке г-границы Австрии со Ш-швейцарией и Италией. Небольшой городок. Т-тихое местечко, мечта…
– На кладбище для тебя самое тихое местечко, – мрачно уточнил Веклемишев. – Что, болезный, колбасит? На том свете согреешься, когда тебя черти угольками подогревать будут.
Похоже, Никитин окончательно сломался. Вадиму было слышно, как стучат его зубы. Похмелье по всем параметрам, по науке – абстинентный синдром: и хмель выветрился, и совесть грешную облегчил…
– Вы, В-викинг, м-меня убьете? – обреченно вопросил Никитин.
– Сволочь ты приличная, но брать грех на душу из-за такой мрази резона нет. Если до утра сам не сдохнешь, как-нибудь до города дотащишься. Это если на последний вопрос ответишь! За правильный ответ получишь виски для сугрева. А соврешь – спалю вместе с этой хибарой.
Веклемишев поднял с пола предусмотрительно захваченную из клиники бутылку и тряхнул ее. Никитин жадно облизнул сухие губы. Похоже, и трезвенником он не был, да и психика требовала снять нагрузку. По мнению Вадима, это было очень даже положительным фактором.
– Какую кодовую фразу должен был произнести посланец брата Эдуарду Вальдингеру? Отвечай сразу, не раздумывай! Иначе ответ не засчитывается.
– Он должен передать привет от Гуго и упомянуть в сравнении красоту Альп и Драконовых гор. Вот и все, – почти выкрикнул Никитин.
– А Драконовы горы… это же здесь, в ЮАР, – припомнил Вадим. – В принципе, неплохая придумка. Почти «славянский шкаф…». И, похоже, ты, парень, не врешь. С ходу такое не придумаешь. Ладно, живи! Только осторожно…
Веклемишев открутил пробку с бутылки «Белой лошади» и сунул ее горлышко в рот Никитина.
– Пей, эмигрант, и не останавливайся, пока я не скажу.
Пленник стал испуганно глотать виски.
– Еще пей, гаденыш! – рявкнул на него Вадим, когда тот поперхнулся и замотал головой. – Проспишься, двигай домой. И не вздумай про меня хоть кому-то полслова шепнуть, даже собственной подушке. Усек, гад?!
Дождавшись, когда уровень виски понизится до минимума, на палец покрывающего дно, Веклемишев отнял бутылку от губ Гарольда и сунул ее в замотанные скотчем руки бедолаги. Двести пятьдесят граммов в организм, измученный абстиненцией и чистосердечным признанием, должны были погрузить Никитина в крепкий сон до самого рассвета. А что антисанитария вокруг, так это ничего, иногда из князи в грязи бывает полезно погрузиться. И опять же с состраданием отнесся Викинг к пленнику, оставив на утро пару глотков виски в бутылке…