Нора хотела заплакать и поняла, что не может. Наверное, потрясение оказалось слишком велико. Ее оттеснили к стене и сильно прижали. Натиск людей мешал вздохнуть. Оставалось последнее средство – выбраться из сгрудившейся живой массы и попытаться найти другой выход, пусть узкий лаз или временное пристанище – пустоту или пещерку под самым потолком. Она попыталась продвинуться к выходу и поняла – поздно. Люди стояли в каменной неподвижности – они попросту пришли в то состояние отчаяния, когда апатия сменяет упорные, но неудачные попытки спастись. Правда, вода теперь почти не прибывала – это давало некоторую надежду.
И тут случилось самое худшее. Оказывается, вода подтачивала немногие рукотворные части пещер, разрушение сделало свое дело – упала отделявшая зал от мастерских стена, сложенная из не скрепленных между собой грубых кирпичей. Шум сменился оглушительным грохотом, от рева воды дрогнули своды, темный вал, несущий булыжники, доски, бревна, щепу, ударил прямо по толпе. Нору, сбитую с ног, лицом, грудью, животом протащило по камню пещерного пола.
Масса сломанного дерева и мусора, подхваченная водой, вперемешку с бьющимися телами людей, рухнула в провал…
Высоко над острым шпилем главной башни замка бился на ветру вымпел. Бесшабашный ветер то разворачивал полотнище, то складывал его пополам, и нельзя было понять, что изображено на изменчивой, как сам воздух, полоске ткани. Теплый, почти горячий, сухой ветер шевелил волосы, трепал листву деревьев. Он был плотным, почти как вода, но на пронзительной синеве неба не было видно ни единого облачка. Жар солнца, стоящего прямо над головой, раскалил все, и крышу замка, и растрескавшуюся землю, и, казалось, сами стволы деревьев. В белом, беспощадно ярком свете солнца листва деревьев казалась не зеленой, а черной, будто обугленной после пожара. Несколько листьев, сорванных с дерева, упали под ноги, и не было в них воздушной легкости высохшей зелени, они покатились, как головешки. Налетел порыв горячего ветра, поднял в воздух черную пыль, и свет солнца померк, однако не стало прохладнее, и жар тот уже был не летним зноем, но яростным пламенем пожара, огонь охватил стены, в мгновение ока оплыла расплавившаяся свинцовая кровля, надломился, как почерневшая ветка, шпиль, перед тем, как вспыхнуть, замерло на миг полотнище, и стало видимым сделанное на нем изображение. Золотой сокол – Империя – на одной половине. И зеленый дракон – Hortus Alvis – на другой…
Нора очнулась. Видение, вызванное беспамятством, отступило, не было ни огня, ни замка, а только темнота пещеры и мерный шум воды. Она полулежала, зажатая между двумя бревнами, застрявшими в шахте подъемника, откуда-то проникали красноватые отблески, вдали слышалось слабое потрескивание огня. Выше ее была пустота и легкое мерцание света. Ниже – пустота и тьма.