«Сейчас бы самое время бежать, — подумалось старому пирату. — Знать бы только, правда ли эта шайтанская кобра намешала мне адского зелья в просяную бурду или же снова ложь. И все ж рисковать не стоит!»
Капитан «Шершня» постарался вспомнить, отличалась ли на вкус вчерашняя похлебка от нынешней. «Господи, разве было у этого мерзкого варева вообще что-либо, похожее на вкус?!» К тому же Майорано не раз слышал, что восточные умельцы весьма преуспели в составлении ядов, о наличии которых не догадаешься, даже будь они добавлены в чистую воду. «Не стоит рисковать, — еще раз подумал он и тут же одернул себя. — Как же не рисковать? Неужто напасть на шатер Великого князя русов — меньший риск?» «Не меньший, — тут же ответил в глубине души какой-то другой голос, очень знакомый. Точно с нынешним капитаном „Шершня“ беседовал юный сын несчастного Франческо Майорано, сгинувшего в шторм на своей рыбачьей лодке. — Но одно дело погибнуть с оружием в руках, совсем другое — словно бродячий пес, подавившись куском отравленного мяса».
При упоминании о мясе у него опять забурлило в животе и очень захотелось перерезать еще кому-нибудь горло. «Что за бред? — оборвал он себя. — Погибнуть с оружием в руках. Эти глупости хороши для благородных недоумков вроде чертова графа. А я должен победить и остаться живым! Обманула ведьма или нет? — вновь дамокловым мечом навис у него над головой безответный вопрос. — Что же делать?»
Издали опять раздалось тихое ржание. «А что если?..» Губы Мултазим Иблиса сложились в злорадную ухмылку. «Пожалуй, это может пройти».
* * *
За многие дни, а вернее, ночи путешествия от Киева к Светлояр-озеру среди новиков утвердилось однозначное мнение, что Федюня Кочедыжник, заморского витязя юнак, как есть всамделишный колдун. Стоило ему пойти с прочими в ночное да что-то пошептать у самой земли, а затем обойти табун кругом три раза, и хоть всю ночь дрыхни — никакого ущерба не будет. Ни кони тебе не разбредутся, ни лютый зверь добычу не учует.
А и такое было, что вроде как намерится какой скакун поноровистее за препону выскочить, домчит, сломя голову, до невидимой черты, Федюниными ногами натоптанной, и вдруг как по мановению волшебной палочки станет как вкопанный и давай озираться недоуменно, как будто стена пред ним вдруг из ниоткуда выросла. А потом слышится под ногами конскими тихое шипение, ни дать ни взять змеиное, и тут же аргамак, словно ужаленный, срывается с места и галопом вскачь обратно к табуну несется.
В ту ночь у озера Федюня вновь дежурил в ночном. И когда друзья-приятели его, искупав коней и отгорланив молодецких песен, завалились на боковую, он, отчего-то пробираемый неясной дрожью, спустился к самой кромке берега и, устроившись близ озерной воды, начал шептать свои чародейские словеса не иначе как водяному на ухо.