– Вы помните мою речь в «Савое»? – спросил Хоторн. – О гласности. О частной жизни общественного деятеля.
– Да, помню. Вы тогда еще сказали, что когда известному человеку нечего скрывать, то нечего и бояться.
– Именно. Исходя из этого принципа, если бы заявления о моей семейной жизни, сделанные чуть раньше сегодня вечером, соответствовали действительности, то у меня не было бы причин опасаться Макмаллена, не так ли? В худшем случае он мог распускать слухи, сплетни. А я бы уж как-нибудь с этим справился. Ни он, ни вы, ни кто-либо еще не смог бы раздобыть доказательства моей вины. – Его глаза обдали Джини холодом. – К сожалению, не все так просто. И вы, полагаю, это поняли. Да, в моей жизни были другие женщины, были супружеские измены. Стоило вам поднатужиться и покопаться как следует, и вы наверняка в конце концов откопали бы кое-что пикантное. Что ж, я вам помогу в этом. Я все расскажу сам.
Откинувшись на спинку стула, он смерил ее долгим, оценивающим взглядом.
– Вы молоды и многого можете не понять. И все же… Вот как все началось…
Было уже полседьмого, когда Паскаль отъехал от дома Мэри. Оглянувшись единственный раз, он увидел Джини и Мэри у входной двери. Больше Паскаль не оглядывался, зная, что, стоит ему дать слабину, и он не выдержит – развернется на полном ходу и понесется обратно. Джини только что весьма раздраженным тоном дала понять, что не желает его присутствия, поэтому он мчался прочь во весь опор, чтобы не подвергать себя искушению.
Мотоцикл летел по темным мокрым улицам и площадям Кенсингтона. Ему было все равно, куда ехать. Потом, поняв, что на такой скорости недолго свернуть себе шею, он заехал в неприметную улочку и нажал на тормоз.
Предстояло убить полтора часа. Паскаль медленно побрел на Кенсингтон-Черч-стрит, не обращая внимания ни на прохожих, ни на ярко освещенные витрины магазинов. Ноги сами привели его в укромный переулок, где гостеприимно светилась вывеска бара. Судя по рекламе, там подавали не только спиртное, но и кофе. Бар оказался наполовину пустым. Паскаль устроился в закутке, в глубине зала, и заказал себе тройной эспрессо. На соседнем стуле кто-то забыл вечерний выпуск «Стандард». Взяв газету, он по профессиональной привычке быстро пробежал глазами основные разделы. Строчки сливались в однообразное месиво. Паскаль свернул газету и отложил в сторону.
В голову назойливо лезли мысли о Джини и словесной перепалке между ними, предшествовавшей поездке к Мэри. Он вновь и вновь проигрывал в уме фрагменты этой сцены: полупризнания, недомолвки, тягостные паузы, затаенная неприязнь. Был момент, когда оба испытали приступ безмолвного панического страха, чувствуя, как теряют нечто очень ценное для них двоих. Эта потеря взаимного доверия наступила как-то внезапно. Еще минуту назад Паскаль непреклонно верил: надо поговорить с ней, задать еще один вопрос – и намечающуюся трещину удастся замазать. Но эта минута прошла, и он увидел, что заблуждался. Следующий вопрос и последовавший ответ безнадежно все испортили. Трещина превратилась в пропасть. Тут уж Паскаль испугался не на шутку.