Разговор продолжался более двух часов. Паскаль решил придерживаться линии поведения, которая не раз выручала его в прошлом: он попросту все отрицал. Он нигде не был, ничего не видел и рассказывать ему не о чем. Это им, судя по всему, не понравилось. Вызывающий тон Паскаля особенно выводил из равновесия англичанина.
– Месье Ламартин, – произнес тот, подавшись вперед, – давайте-ка прекратим это притворство, и немедленно. Если у вас не было никакого задания, вы не работали ни над какой темой и, таким образом, не собираетесь публиковать свои якобы несуществующие материалы, зачем же вчера вечером и сегодня утром вы звонили в два американских журнала? И о чем вы беседовали с редакцией «Пари жур»?
– Это моя будничная работа, – пожал плечами француз. – Я постоянно сотрудничаю с этими изданиями.
– Послушайте… – заговорила Джини, перебив Паскаля. До сих пор она говорила очень мало, и ее ответы, хотя и более вежливые, чем Паскаля, тоже были довольно расплывчатыми.
– Послушайте, – тихо, но достаточно твердо повторила она, – а почему бы нам всем не перестать прикидываться? Мы с Паскалем прекрасно понимаем, для чего нас сюда привезли. Но у него нет ни пленок, ни снимков, у меня же отсутствуют какие-либо записи и магнитофонные пленки. Так стоит ли вам беспокоиться и устраивать подобную «чистку». Я узнала о Джоне Хоторне крайне мало, да и то, что мне удалось разузнать, я не имею ни малейшего намерения обнародовать. Я не собираюсь писать об этом статью. И я ухожу. Немедленно.
Тихий американец и англичанин в твиде обменялись быстрыми взглядами. Американец кивнул. Мэлоун поднялся и пошел открывать дверь. Когда Паскаль и Джини проходили мимо него, она остановилась и обратилась к нему:
– Вы знали?
Паскаль подумал, что у Мэлоуна честные глаза. Впрочем, то же самое можно сказать о всех представителях его профессии. Он спокойно встретил взгляд Джини.
– Нет, мэм, – ответил он. – Даю вам слово.
– Ваше слово? – облила его холодом Джини. Она обернулась на двух молчаливых мужчин, оставшихся за ее спиной, и с презрением, адресованным всем троим, включая Мэлоуна, бросила: – Вы все хорошо натасканные лжецы. Все. Вы даете мне слово? Какая чушь!
Паскаль отчасти разделял ее мнение о том, что каким бы испорченным ни был Хоторн, в его пороках, словно в зеркале, отражался мир, к которому принадлежал этот человек. Поэтому ему еще больше хотелось обнародовать истину, как бы мало для этого средств ни находилось в их распоряжении. Джини также злилась из-за того, что они попали в такой переплет, но ее подход был более трезвым.