Луи угрюмо смотрел в окно библиотеки. За проливом, отделявшим Большую Землю от материка, возвышалась кипарисовая роща. Мох свисал с ветвей, и деревья напоминали молчаливых друидов. Какая-то белая птица выпорхнула из зарослей. Косые лучи послеполуденного осеннего солнца окрашивали все вокруг в медовые оттенки.
За окном было все, о чем Луи некогда мечтал, — тайна и романтика Нового Света, изящество и культура королевской Франции — лучшее смешалось здесь и ожидало его.
С таким же успехом он мог пожелать себе луну. Лафитт позволил Луи свободно ходить по всему поместью не потому, что доверял ему… а потому, что короля очень хорошо стерегли. Он встал и пошел к застекленной створчатой двери. Взялся за ручку.
— Нет, — послышался от камина голос Роби.
Датчанин был одет так же, как и тогда, на борту «Гордости Баратарии», вплоть до голубого шелкового пистолетного чехла. Единственное отличие состояло в том, что молескиновые штаны и полотняная рубаха на сей раз были чистыми, а не пропитанными солью и маслом, а длинная светлая коса перевязана яркой алой лентой.
— И что? Ты меня застрелишь? — спросил Луи не оборачиваясь. Как нелепо бояться мальчишки, который на столько лет его моложе! Но датчанин был безжалостен.
— Нет, — устало ответил Роби. — У меня есть нож, француз. Я просто пришпилю твою руку к дверям.
— Капитану Лафитту не понравится, если я перемажу кровью его драгоценную резьбу, — ответил Луи, стараясь казаться беспечным. Парнишка пугал его прежде всего тем, что, казалось, не боялся ничего на свете.
— Не впервой, — бесстрастно ответил молодой пират. — Отскребем да еще раз лаком покроем.
Потерпев поражение — даже в этой маленькой битве за последнее слово, — Луи обернулся.
Роби стоял, прислонившись к камину из розового мрамора, на котором были вырезаны нимфы и Тритон. Бог весть откуда привез эту роскошь Лафитт. Роби чуть прикрыл блекло-голубые глаза, лицо его было угрюмым — за все недели, проведенные здесь, Луи ни разу не видел на его лице улыбки. Парню не нравилось торчать здесь, вдалеке от «Гордости Баратарии», и винил он в этом Луи. От этого он стал весьма суровым тюремщиком.
— Не хочешь пройтись? — наконец спросил Луи. Ему позволялось также бродить не только по дому, но и по поместью. Ни один человек в здравом уме не осмелился бы выйти в Баратарию без отряда охраны, и вряд ли эта попытка стоила бы свеч. В Баратарии его просто убил бы любой первый встречный, не зная, кто он такой.
— Не сегодня, — ответил Роби. — «Гордость» вернулась нынче утром, и у хозяина будут гости.
«Хозяин» — так называли Лафитта его преступные подданные.