«Я не позволю этому продолжаться, — медленно проступили слова откуда-то из самой глубины сознания Сары. — Этого не должно быть».
Такое впечатление, словно единственным ее орудием была воля — ее меч и щит против тьмы.
— Мириэль, — тихо сказала она, — ты можешь выполнить одну мою просьбу?
— Конечно, если получится, — прошептала в ответ ее подруга.
— Когда солдаты появятся — беги. Беги мимо них, беги к собору быстро, как только сможешь, — попросила Сара. — Меня не жди.
— Но… но что будет с тобой? — спросила Мириэль. Чаша дрожала в ее руках. Бедняжка была слишком вымотана долгими часами бега.
— Я останусь здесь, — сказала Сара, жутковато усмехаясь. — А теперь отойди-ка в переулок, чтобы они тебя не увидели.
Мириэль кивнула, и Сара опустилась на колено за кирпичными ступенями крыльца ближайшего дома. Как только свет Чаши скрылся в переулке, Сара ощутила приступ тошнотворного страха и отчаяния. Солдаты начнут стрелять сразу же, как увидят ее. Она велела Мириэль бежать прямо на пули! Ничего не получится. Все напрасно. Она проиграла. Они обе погибнут впустую. «Нет».
Этот ответ лежал за пределами разума, за пределами чувств, он пришел оттуда, где таятся древние инстинкты выживания. Но Сара тревожилась не за себя. Она сражалась за победу света над тьмой, это был инстинкт столь же непреодолимый, как тот, что заставляет мать защищать свое дитя. За это умирали люди под мечами и на виселицах, и теперь Сара была среди их воинства. Она сбросила с плеча подсумок, передернула затвор и стала ждать. Все ее существо сосредоточилось в маленьком, но яростном язычке пламени неукротимой воли. Она победит, пусть и погибнет.
Будь что будет, она не побежит.
Появились солдаты. Их было двенадцать вместе с сержантом; своим магическим зрением она четко видела их лица. И Саре показалось вдруг, что в их внешности вырисовывается что-то странное, зверское — не такое, как у духа Праотца Медведя, а как будто бы души этих людей перенесли страшную муку и были искалечены, а шрамы проступили на лице. Сержант указал на Сару, и красный отблеск выстрела сверкнул на его клинке.
Сара выстрелила с колена, пригнулась, перезарядила винтовку и снова выстрелила.
Солдат его величества Генриха мог сделать из бэйкеровской винтовки три выстрела в минуту, но нужно было засыпать порох с дула, затем заложить пулю и все это протолкнуть шомполом внутрь. Ее «Фарленд» заряжался с казенной части, и шомпола не требовал. Она могла стрелять каждые пятнадцать секунд, то есть четыре раза в минуту. Причем в темноте она била точно, как человек, который слеп от рождения и стреляет на звук. Сара выстрелила снова. Ей даже не надо было вставать с колена, чтобы перезарядить винтовку, — стало быть, она не попадала под выстрел врага. Она стреляла и стреляла, постоянно и безжалостно, как часы, а ответные выстрелы выбивали осколки из кирпича, осыпая ее каменной крошкой и наполняя ночь облаками порохового дыма.