Сара села за стол и, слегка нахмурившись, взглянула на стопку разноцветной бумаги, сложенную рядом с неоконченным письмом к бабке. Конечно, это слуги принесли почту. Переписка герцогини Уэссекской была весьма обширна — Сара любила писать письма почти так же, как и получать их. Сара просмотрела письма, надеясь найти весточку от мужа, но только два были с оплаченной доставкой, как полагалось у высшей английской знати, и ни одно из них не было написано рукой Руперта. Она отложила их, намереваясь прочесть позднее, и взялась за остальные. На трех письмах печати отсутствовали. Два оказались приглашениями от местных семей на праздник. Но третье — нет.
Оно было написано на грубой запятнанной бумаге, которую можно найти на придорожном постоялом дворе, дважды сложено, перевязано и запечатано желтым свечным воском. Но ровный почерк выглядел явно аристократическим.
Сара схватила перочинный ножичек и перерезала веревку. Выведенные на грубой бумаге плохими чернилами строчки шли ровно и читались без труда, словно автор не мог позволить себе, чтобы письмо оказалось неразборчивым. Судя по дате, его отослали два месяца назад и…
«Из Балтимора! Кто-то пишет мне из дому!»
«Дражайшая Сара», — так начиналось письмо.
«Как бы я хотела вернуться домой».
Стыдливо осознав, что ни любовь, ни долг не могут окончательно подавить такой неуместной сейчас тяги к дому, леди Мириэль задумчиво улыбнулась, прежде чем вернуться к письму. Если бы это оказалось ее единственной проблемой! Маленькая комнатка в мансарде была самым убогим помещением в доме, который и сам-то был отнюдь не лучшим из тех, которые можно было отыскать, но зато хозяйка не задавала вопросов молодому учителю и его жене, и Луи решил, что здесь они будут в большей безопасности, чем в более богатых апартаментах.
Почти два года Мириэль с мужем с величайшей осторожностью добирались сюда — из Франции в Англию, из Англии в Ирландию, из Ирландии в Португалию, чтобы сбить преследователей со следа. Затем в Хай-Бразил в Новом Свете и сюда, к северу от Балтимора. Деньги беглецов таяли все стремительнее.
В Балтиморе в апреле стояла почти тропическая жара,[29] и тонкое шерстяное платье Мириэль прилипало к коже, волосы выбились из гладкой прически, и непослушные пряди падали на лоб и шею. От высокой влажности бумага становилась рыхлой и сырой, и писать на ней было трудно. Несмотря на ненастный день, Мириэль открыла оба окна своей маленькой комнатки, и жаркий ветер принес ей запах моря, заставив вспомнить о доме. Но даже море здесь было не таким, как дома, в Корнуолле. В морской запах привносились ароматы дыма и речной тины.