Может, постучался к ним или заглянул снежный человек? Или он и есть — дух смерти?..
Ноги начинало прихватывать, обмороженные пальцы быстро и безболезненно потеряли чувствительность. Мамонт подобрал оставленные вчера вещи и скорым шагом направился к берлоге. Нужно отогреться, хотя медвежья туша уже остыла и лишь в чреве ещё хранится тепло, «принять роды», запеленать новорождённую и снова искать, пока светло. Перерыть три раза, десять, просеять весь снег, ибо от этого зависит жизнь. В медвежьем логове скоро станет так же холодно, как и на улице…
Найденную спичку оставить на самый крайний случай, когда иссякнет всякая надежда, ибо зажечь её без коробка не так-то просто, а пока она лежит целой, есть узкая щель из этой «чёрной дыры»…
Мамонт спустился в берлогу: оказалось, Инга спала и проснулась от шороха в горле лаза.
— Это ты? Мамонт? — испуганно зашептала она. — Кто заслонил свет?
— Вставай! — приказал он, нащупывая в темноте её одежду. — Пора тебе явиться на свет Божий.
— Но мне тепло, зачем?..
— Не заметишь, как вмёрзнешь в тушу! — Мамонт расширил отверстие у головы. — Всё нужно делать в свой срок. Помнишь, у Экклезиаста…
— Я не читала Экклезиаста, — призналась она. — Скажи, где я?
— Если до сих пор не поняла — расскажу потом, — он взял её за плечи и посадил почти насильно, рывком напялил на голову тонкий свитер, просунул руки в рукава.
— Почему я… влажная? И запах… крови?
— Не задавай глупых вопросов, — оборвал он и, приготовив брюки от спортивного костюма, вынул Ингу из чрева. — С днём рождения тебя!
— Мне так стало холодно, — сжалась она. — Почему так холодно?
— Сейчас запеленаю, — пробормотал он, натягивая брюки на скользкие, пропитанные внутренним медвежьим салом, бёдра. — Можешь покричать. В этом мире человек давно уже рождается со слезами.
— Как странно ты говоришь, — стуча зубами, вымолвила она.
— Сказку рассказываю.
Несмотря на все усилия, ступни ног её разбарабанило, пальцы торчали врастопырку, как на надутой медицинской перчатке. Мамонт нарвал внутреннего сала, обложил им ноги и надел носки. Затем упаковал её ступни в волчий треух, обернул сверху одеялом. В берлоге сильно похолодало, толстый подстил под ногами начинал смерзаться: лишь огромное животное телом своим способно было обогревать это жилище, поддерживать в нём плюсовую температуру. Чтобы выжить здесь человеку, надо было снять шкуру со зверя, разделать тушу и вынести мясо наружу. Из шкуры можно сшить спальный мешок мехом внутрь — на двоих будет впору, но сырое мясо есть не станешь, через сутки-другие желудок не примет…