?Трое мужчин, которые находились в этот момент в хижине, сооруженной из веток и глины, молча переглянулись. Снаружи доносились привычная болтовня женщин и смех играющих детей, пение и стук лошадиных копыт.
Вместо линялых джинсов и грубоватой мужской рубашки – наряда, с которым Жоли не расставалась последние несколько месяцев, – на ней теперь было платье апачей. Жоли стояла перед советом старейшин в своем лучшем 'eutsa— ожерелье из бусин и раковин, тихо позвякивающих всякий раз, когда она непокорно встряхивала головой.
Однако сейчас Жоли стояла, низко опустив голову.
– Я знаю этих 'indaa', — проговорила она решительным тоном. – Они не такие, как другие их сородичи. Это хорошие умные люди. Они были добры ко мне.
– Dah! — Нана сделал презрительный жест. – 'Indaadogoyaada! 'Indaa'nant'an'agodil'ii.
Вождь скрестил руки на груди – в знак того, что аудиенция закончена. Жоли шагнула в сторону, уступая ему дорогу к выходу. Когда все мужчины покинули хижину, Жоли вышла следом за ними, слегка наклонившись в низких дверях.
Первое, что бросилось ей в глаза, – фигуры трех связанных пленников на холме. Сердце девушки невольно сжалось. Нужно что-то делать! Но что?
Жоли растерянно огляделась вокруг. Повсюду дымились костры, на некоторых кипели котлы. Собаки рылись в кучах мусора в поисках костей или мясных объедков. Жоли уже успела забыть эти характерные запахи индейского лагеря – стойкую смесь дыма, жареного мяса и гниющего мусора.
В нескольких шагах от девушки три собаки, оскалившись и рыча, гонялись друг за другом, пока одна из женщин, потеряв терпение, не начала бить их палкой. Псы разбежались в разные стороны. Тут же промчались два маленьких мальчика с острыми палками-пиками, маленькими луками и стрелами. Дым от костров ел глаза, но зато хорошо спасал от комаров и слепней.
Невдалеке несколько мужчин были увлечены какой-то игрой. Они шумно спорили, смеялись и беззлобно толкали друг друга. Жоли эта картина была знакома с детства. Для троих же пленников, наблюдавших за происходящим с холма, во всем этом мало что было понятно.
– Знать хотя бы, что нас ожидает, – проговорил Эймос. Голос негра звучал хрипло – во рту у него уже много часов не было ни капли воды. – Хотя, с другой стороны, нас, вероятнее всего, ожидает такое, что лучше об этом и не знать…
Ночные тени начали постепенно сгущаться. В темноте огни костров казались чьими-то огромными, горящими злобой глазами. У индейцев, судя по их танцам, веселье было в самом разгаре. Стук барабанов все нарастал, какой-то старик высоким пронзительным голосом пел – или, скорее, , выкрикивал – непонятную для пленников песню. Вокруг него то сужался, то расширялся хоровод извивающихся в экстазе мужчин и женщин. Вереница танцующих у подножия холма индейцев казалась пленникам огромной змеей.