Похоже, Пекарский говорил правду. Наверное, на пляже отирался соглядатай Самурая, решил Андрей, который увидел его и доложил своему отмороженному боссу.
Но почему Чупачупс решился на доброе дело? С какой стати?
Впрочем, гадать было недосуг. Если Пекарский не соврал, и впрямь нужно делать ноги. Как можно скорее – еще одна встреча с вощанскими могла закончиться для Андрея совсем плачевно. Тем более, что у них сейчас от травки мозги набекрень.
– Спасибо, – чуток поколебавшись, сказал Андрей и начал одеваться.
– За спасибо ничего не купишь, – ответил ему Чупачупс и пошел прочь.
– Эй! – крикнул он уже издали. – Теперь ты передо мною в долгу! Понял?
– А не пошел бы ты… – сквозь зубы процедил Андрей, и скрылся в зарослях.
Он не рискнул топать по открытому месту, решив, что осторожность не помешает. Правду говорил Чупачупс, или нет, уже было неважно.
К юноше, несколько расслабленному летним зноем, вернулась его обычная предусмотрительность. Мать давным-давно отучила Андрея от иллюзий, которые в отрочестве доставляют много неприятностей.
Да-а, красиво жить не запретишь… Я смотрел на офис Висловского и глотал слюнки.
Он за бесценок выкупил разваливающийся старинный особняк (до революции в нем находилось Дворянское собрание) и превратил его в пасхальное яичко. Конечно, денег Висловский ухлопал не меряно. Одна мраморная облицовка фасада тянула на пол-лимона, не меньше. Притом, "зеленью".
Все это было, так сказать, на заре капитализации, когда везде крутились бешенные бабки, в основном наличка. Нынче настали другие времена, когда и десять штук хорошие деньги.
Но даже имея финансовые затруднения, сидеть в таком офисе – мечта многих бизнесменов. Тем более, что здание, кроме исполнения своих непосредственных функций, служило еще и приманкой… для таких лохов, как я.
Новенький "мерс" Висловского стоял на месте, и я облегченно вздохнул. Значит, Денни, как он себя именовал, находится в своем рабочем кабинете.
Я мог бы предварительно созвониться с ним, но, как говорится, ученье свет… Его секретарша, едва заслышав мой голос, тут же отвечала, что шеф или очень занят или в отъезде.
Когда я начинал проявлять настойчивость, она просила меня подождать, и я минут пять, а иногда и больше, слушал музыкальные паузы импортного телефона.
Спустя какое-то время у меня на эту, с позволения сказать, музыку выработался стойкий рефлекс – как у подопытной собаки академика Павлова. Когда в телефонной трубке раздавались первые аккорды, я просто зверел и готов был убить первого подвернувшегося под руку.
Еще хуже обстояли дела, когда звонила Марья. Худосочное чмо, сидевшее в приемной Висловского, цедило сквозь зубы что-то невнятное и без зазрения совести бросало трубку. По крайней мере, мне секретарша не хамила.