– Если честно, то не знаю как. Помню только, что они с конюхом сначала пели песни, а затем стали плясать. – А ты? – Смотрел на них, словно баран на новые ворота. И самогон глушил. Фу, какая гадость! Сидора передернуло. – По запаху мне показалось, что самогон сгоношили из дерьма. Ей-ей. – А зачем тогда пил? – Так это я уже потом принюхался. Когда сходил за сарай, где меня вырвало.
– Сочувствую… – Мне твое сочувствие нужно, как козе баян. Сидор тяжело вздохнул и завалился на кровать. – Скука…
– Могу тебя обрадовать – завтра в бой, – сказал я, чтобы хоть как-то подбодрить своего приятеля.
– Чтоб я пропал – неужели?!
– Точно. Действительно, хватит бока пролеживать. Сделаем молниеносную вылазку во вражеский стан.
– Что ты надумал? – У нас с деньгами, сам знаешь, туго. Вот и подоим тех, у кого их валом.
– Слова не мальчика, а мужа! – оживился Сидор.
– Не хотелось бы этим заниматься, но иного выхода нет: твои и мои сбережения далеко отсюда, а за ту работу, что мы собираемся сделать, плата не предусмотрена.
– Я готов даже центральный банк взять, лишь бы не подыхать здесь от скуки и тоски.
– Банк нам как-то ни к чему, а вот казино потрясти – в самый раз.
– Какое казино? – Все той же фирмы "Астракон". – Клевая шарашка.
– Заодно и наших "приятелей" проверим на вшивость – такие ли они крепкие орешки, как представляются.
– И когда это ты его успел присмотреть?
– Давно. В былые времена. Раньше в здании, где теперь казино, находился ресторан. Недавно его переоборудовали и сделали пристройку, но внутри почти все осталось по-прежнему.
– Берем нахрапом?
– Как получится. Но попытаемся без лишнего шума.
– А мне все по барабану.
– Уезжаем после завтрака. Готовь машину. Не забудь проверить оружие.
– Мог бы и не напоминать.
– Это я по привычке…
Пока я купался, Сидор сбегал в столовку и принес сухпаек на двоих – кусок колбасы, хлеб, сыр и масло.
Так поступали многие, в том числе для маскировки и мы. Нередко отдыхающие, особенно заядлые рыболовы, которые имели машины, уезжали к речной излучине километрах в двадцати от дома отдыха, изобиловавшей рыбой, часто оставаясь там на ночевку.
Что, как говорится, и следовало доказать – никому наше исчезновение не могло показаться странным.
Впрочем, мы почти ни с кем не контактировали. А потому на нас обращали внимания не больше, чем на приблудную дворнягу, подворовывающую кухонные объедки.
Ночь съела все звуки, и даже мрачный неухоженный парк застыл в полной тишине и неподвижности, будто деревья превратились в каменные надгробия, а ветер, обычно треплющий верхушки, заплутался в ветвях и оцепенел в объятиях предутреннего тумана.