— Совершенно верно, — со скрытой иронией произнесла Александра.
— Простите, — тихо произнес Драмм. — Вы должны знать, что я всего-навсего пытался отблагодарить вас.
Она вздохнула.
— Да, спасибо. Я уверена, что со временем все это приобретет более приемлемый вид. Я посажу там цветы, мы привыкнем. Но пожалуйста, больше никаких подарков. Мы приняли вас, потому что вы нуждались в помощи. Каждый поступил бы так же. Вы отплатите нам, если побыстрее выздоровеете.
— После чего сяду на свою лошадь и уеду? — спросил он со слабой улыбкой. — Сразу, как только смогу. Доктор, у меня с головой все в порядке, с глазами тоже. Почему бы не разрешить мне уехать?
— Я уже говорил, — ответил доктор. — Может быть, через три недели. Ни днем раньше. Если вы, конечно, не хотите до конца жизни ходить с палочкой.
Драмм не понял, чей вздох был глубже — его, Александры, мальчиков или миссис Тук. Только мальчики и миссис Тук вздохнули с облегчением.
Вечером Александра пришла в комнату Драмма, неся поднос с ужином. Она дожидалась, пока он посмотрит в ее сторону, но не входила. Граф снова сидел в кресле, тоскливо глядя в окно. На коленях лежал журнал, на столе — письма, которые он написал. Его комната? Его стол? Девушку удивили собственные мысли. Он настолько завладел комнатой, что можно было только гадать, сможет ли она когда-нибудь снова считать ее своей.
Но когда-нибудь он уйдет, только неясно, исчезнет ли так же быстро ощущение его присутствия. От воспоминания о мистере Гаскойне оказалось легко избавиться. В его комнате было так пусто и холодно, что девушке стоило только приобрести несколько милых вещиц, чтобы рассеять его дух. Но граф Драммонд заполнил комнату умными словами и смехом. Его труднее будет забыть.
— Можно войти? — спросила Александра, когда он поднял голову.
— Входите, садитесь, останьтесь, говорите — делайте все, что хочется, — сказал он. — Я мучаюсь от угрызений совести и одиночества. Вы можете излечить и то и другое.
Она поставила поднос.
— Думаю, в первом виновата я, и поэтому пришла, чтобы извиниться. Но не понимаю, как вы можете страдать от второго. Я отнеслась к вашему подарку без благодарности, простите меня. Но одиночество? Ваши слуги и мои домочадцы бывают здесь так часто, что я не знаю, как вам хватает времени подумать о чем-нибудь, а не то что изнывать от одиночества.
— Разговор разговору рознь, моя дорогая, — произнес он, поднимая крышку с блюда и вдыхая пар. — Пирог с мясом — божественно. — И, не сводя с нее понимающих глаз, продолжал: — Мальчики развлекают меня, и я пытаюсь научить их тому, что они не могут узнать сами. Миссис Тук очень милая дама, но, боюсь, мое положение заставляет ее яснее видеть свое собственное. Думаю, это ее печалит. Граймз никогда не переходит границу между хозяином и слугой. Это хорошо для него, но плохо для меня в моей теперешней ситуации. Ройс и Бердок, слуги, могут поговорить о лошадях и о военных воспоминаниях. Вы — единственная, с кем я могу говорить обо всем и кто понимает все с полуслова.