Атаки индейцев и всеобщая враждебность заставили многих пионеров отступить в более спокойные места, но несколько наиболее отважных осталось. Следуя в 1874 году за экспедицией Кастера, золотоискатели проникли в Черные Холмы, и сиу, всегда возмущавшиеся любым вторжением в их охотничьи угодья или любыми нарушениями их прав, собирались перейти от слов к делу.
Имена таких вождей, как Красное Облако, Тупой Нож, Безумная Лошадь, Сидящий Бык все чаще повторялись в разговорах на границе. Участились сообщения о сборищах индейцев в Холмах, и белые ездили всегда настороже и с винтовкой поперек седла. Не меньше внимания, правда, уделялось И слухам о том, что первый переход уже движется по бурной Йеллоустон-ривер, а установление водного пути по верхней Миссури стало уже свершившимся фактом.
Карадек и его ковбои слышали лишь малую толику всех этих пересудов разве что от случайного золотоискателя или бродячего охотника. Но им и не нужно было долгих разговоров, чтобы понимать, куда дует ветер.
Дважды до них долетали звуки винтовочных выстрелов, а как-то раз сиу прогнали скот, похищенный с ранчо Шюта. Двое из ковбоев Шюта были уже убиты. Скот Карадека не тревожили. Его оставили в покое. Направляясь в любую сторону, индейцы объезжали его земли кругом.
Дважды ковбои Рейфа ездили в Пайнтед-Рок и каждый раз возвращались со слухами о назревающем восстании сиу. Несколько наиболее робких владельцев продали свои ранчо и уехали. Все это время Карадек жил в седле, избегая чащоб, но со всем возможным вниманием изучая окрестности.
Чем вызвался алчный интерес Баркова к ранчо Энн Родни? Рейф понимал, что должен докопаться до причины в противном случае ему вряд ли удастся объяснить кому-либо, зачем Брюс Барков пошел на такие крайности, чтобы заполучить ранчо, которое стоило не больше, чем окружающие земли, а ведь многие из них можно получить просто даром…
Большую часть свободного времени Энн проводила в одиночестве. Хотя дела в магазине шли прекрасно и ей нередко приходилось стоять за прилавком, однако в оставшиеся часы мысли ее неизменно возвращались к Рейфу Карадеку. И к тому, что в его словах могла заключаться правда.
Энн отгоняла эти мысли, как недостойные. Если бы она хоть на минуту признала честность Карадека, ей одновременно пришлось бы согласиться с тем, что Брюс Барков бесчестен. Что он вор, а возможно, и убийца. Образ отца неотвязно преследовал ее. Она думала об отце и в тот момент, когда пришел Барков.
Красивый от природы, Барков знал, как нравится женщинам. Он следил за своей внешностью, а костюмы его признавались лучшими в Пайнтед-Роке. В этот вечер он, казалось, превзошел себя в свежевыглаженном черном костюме, с аккуратно подстриженными усами. В какой-то момент разговора Энн помянула Рейфа Карадека.