— Ты до сих пор так и не сказала, при чем здесь ты, — сказал он.
— При том, что ты доводишься мне мужем. Ты возил Линду Уотс в Гавану. Было бессмысленно и недостойно отрицать это обстоятельство, которое, несомненно, не раз проверила и перепроверила дотошная бостонская фирма. Марк молчал, наблюдая за ее лицом, на котором сквозь гнев стало проступать облегчение.
— Узнай уж все как есть. Выяснилось, что ты ездил с ней на Кубу и вместе с ней вернулся. Люди из агентства показали Ханне фотографию, где вы сняты все трое в каком-то ночном клубе. Видели, как ты ее обнимал в Айдлуайлде в тот день, когда ты вернулся. Между прочим, эти сведения не от агентства. Это мне рассказал один человек, который считает, что я не заслуживаю выпавшего мне на долю счастья, и поспешил довести это до моего сведения задолго до того, как все вышло наружу.
Марк взвесил все стороны возникшей проблемы.
— То, что ты мне рассказала, — мягко объяснил он, — не проливает никакого света на смерть Эндрю Кобболда. С ним была девушка, когда его убили. Предположим, это новый факт, но вряд ли он имеет большое значение. Откуда известно, что она послужила приманкой? Если полиция вывела эту теорию на основании того, что она скрылась и изменила свою фамилию, то этого недостаточно. Девушки такого сорта вечно попадают в неприятности; у них всегда есть основания желать на время исчезнуть из поля зрения.
— Полиция, а не я изобрела теорию, что она служила приманкой. Полицейские убеждены, что Эндрю убил американец или человек, нанятый американцем, и что девушка выполняла роль приманки. Что там было на самом деле, мы узнаем, как только ее найдут, а этого недолго ждать.
— Ты с кем-нибудь говорила об этом? Хоть с одним человеком?
— Нет, — сказала она. — Я поступаю так, как должна поступать хорошая жена-сицилианка. В последний раз.
Он внимательно, с любопытством вгляделся в нее, будто видел впервые.
— Трудно поверить, что ты — та самая женщина, на которой я женился, — сказал он.
На мгновение ее лицо скрылось под маской отчужденности, как уже бывало и прежде. Он понял, что драгоценные качества — молчание и покорность — исчезли у нее вместе с юностью. В последние годы произошли такие быстрые и огромные изменения. Дети, когда-то сицилийцы, стали настоящими американцами, не по летам независимыми и на американский манер отдалившимися от родителей. Семья распалась и не существовала больше как единое целое. «В Сицилии, — думал он, — мы держались друг за друга, чтобы успешнее бороться с врагом и охранять свой очаг».
Наступило время признаваться.