— Э! Постой! — Снова подал голос Пентюх. — Я тоже — «да».
— А я — «нет». — Бурей, так же, как и Тихон, и не подумал поинтересоваться мнением своих людей.
— Тогда и я — «нет».
— Сгинь, Пентюх, пришибу. Считай, Аристарх!
— А и нечего считать, и так все ясно. Михайла, стоять можешь?
— Могу.
— Ну и стой, где стоишь, потом позову.
«Вот Вам, сэр, и парламентский регламент, и демократия, и глас народа, который, как известно, глас Божий. Одних спросят через год, других не спросили вообще, а Пентюха пришибут, если не сгинет. И попробуй тут выступи по процедурному вопросу».
— Так, теперь дело, которое с прошлого раза отложили… и с позапрошлого тоже и еще раз десять откладывали, но я с вас не слезу, пока не решите! В селе тесно! А вы вчера еще и кучу народу приволокли. Тын в иных местах подгнил, в иных местах расшатался. Надо обновлять и расширять.
Собрание загудело недовольными голосами. С одной стороны, действительно, тесно и обновлять укрепления пора, с другой — все же на своем горбу придется.
— Холопов за тын выселить, пускай посад будет!
— И мастерские туда же! От кожемяк вонища — не продохнуть!
— Тын от этого крепче не станет!
— А пускай холопы поработают! Понабрали себе…
— Ага, а ты кверху брюхом лежать будешь! Защита же и для тебя тоже строится!
Вопрос был важным, давно назревшим и безнадежно завязшим в словопрениях. Когда-то, на возведение или ремонт оборонительных сооружений выходили все от мала до велика. Споров не было, «уклонистов» тоже, а лентяев вразумляли непосредственным физическим воздействием — чем под руку попадется. Необходимость спасительного для всех дела ни у кого сомнений не вызывала.
Но постепенно выводить ратнинцев на фортификационные работы становилось все труднее и труднее. Сказывалось и то, что на село уже много лет никто серьезно не нападал, и то, что одним приходилось вкалывать самим, а другие могли прислать вместо себя холопов, и, разумеется, традиционное: «Пока гром не грянет, а жареный петух не клюнет…»
«А у нас-то в усадьбе строительство во всю идет»
* * *
Да, дед знал, что делал, когда отправлял Лавра в село сразу же, после захвата Куньего городища. В этом Мишка очень наглядно убедился, когда его, наконец, привезли домой. Родного подворья он, поначалу, даже не узнал, такую бурную строительную и реконструкторскую деятельность развил Лавр.
Соседнее с дедовским подворье он с приплатой обменял на бывшее жилище Немого, свой двор расширил в две стороны — в сторону дома главы семейства, перегородив переулок и в сторону кузницы, около которой тоже был свой двор, а весь получившийся комплекс дополнительно раздвинул до самого тына, окружавшего село. Для этого пришлось выкупить у хозяев насколько сараев и явочным порядком захватить пространство вдоль самого тына, которое не было ничем занято. Но и этого ему, видимо показалось мало и Лавр нахально присоединил к площади родового гнезда и второй переулок, отделявший его от соседнего подворья. Таким образом, род Лисовинов заполучил в свое распоряжение целый квартал, в котором Лавр запустил процесс коренной реконструкции. Все мало-мальски пригодные к тому помещения переоборудовались под жилье, промежутки между постройками накрывались крышами, оснащались торцевыми стенами, и то, что еще недавно было улицей, становилось жилищем.