— Мими сказала, что вы едите на завтрак сырые бифштексы…
— Она так сказала? — удивился я. Максайн кивнула.
— Ну, — ответил я, — не всегда. Иногда я принимаю гормоны.
Она улыбнулась, красивая бровь поползла вверх.
— Я бы хотела знать, мистер Скотт, откуда это ей известно, что вы едите на завтрак.
Я рассмеялся и направился к Келли. Он все еще озирался вокруг.
— Пошли, давай займем столик.
Ночной клуб выглядел уже иначе, чем в шесть вечера. Почти все накрытые белыми скатертями столики были заняты смеющимися, выпивающими и болтающими людьми. Оживленный гул голосов, смех и звон льда в высоких стаканах сменили полуденную тишину. Оркестр из восьми человек играл мелодию «Тело и душа». Сонные пары кружились на маленьком пространстве танцевальной площадки. Там были и пары не с задумчивыми, а просто с веселыми глазами. Полдюжины гладких, ухоженных девиц в сверкающих непрозрачных бюстгальтерах и прозрачных турецких шароварах лавировали между столиками, как гурии из «Тысячи и одной ночи». Щегольски одетый Марсель, метрдотель с тонкими усиками, подошел к нам. Улыбаясь, он потирал руки. Столик? Ну конечно. Самый лучший. Скоро начнется представление. Ваш столик будет почти на сцене. Он наконец усадил нас возле танцевальной площадки. Я бы не назвал этот столик самым лучшим, но он, по крайней мере, был не за колонной. Мы уселись.
— Ну а как насчет того, чтобы выпить чуточку перед ужином, Келли? — предложил я.
— Хорошо. Ой! Совсем забыл. Пойду позвоню жене, — засуетился он.
— О'кей. Я пока закажу. Что ты пьешь?
— Я думаю, мартини, — бросил репортер. — Сейчас вернусь.
Келли вернулся в тот самый момент, когда подали спиртное, и мы начали потягивать его из стаканов, изучая меню. Я заказал молодые ребрышки, а Келли выбрал кусок филейной части.
После еще трех мартини начали наконец подавать еду.
— Моей жене понравилось бы здесь, — сообщил Келли.
— Нужно было пригласить ее, — заметил я.
— Она бы не смогла. Ей нужно быть с малышом. Ему год. — Лицо парнишки расцвело. — Посмотрите, — сказал он и полез в задний карман.
Я знал, что за этим последует, и приготовился к церемонии. Она была быстро осуществлена. Я посмотрел на фотографию маленького Келли, пробормотал, что наверняка никогда не существовало более очаровательного ребенка, и фотография была возвращена в бумажник, а бумажник — в карман.
Келли серьезно кивнул мне:
— Да, ваше величество, сэр. Умный. Умный этот малыш!
Меня спасли ребрышки. Я считал их самой нежной и ароматной частью вырезки, и они доставляли мне настоящее наслаждение. Мне было просто жалко смотреть, как быстро они исчезают. Пока мы занимались ребрышками и бифштексом, разговор наш на время прекратился. Возник он снова, когда мы оба, почти одновременно, откинулись на спинки стульев со вздохом удовлетворения.