— Нет. — Его руки больно сжали ее плечи. Он грубо оттолкнул Кейт. Она споткнулась и упала бы, если бы он не схватил ее за предплечья. Не понимая, она взглянула в его злое, напряженное лицо, все еще настолько опутанная паутиной желания, что не могла ощутить замешательство или почувствовать что-то, кроме смущения и разочарования.
— Что вы хотите сказать? — спросила она, сбитая с толку.
— Я поклялся, что в моих руках с вами не случится ничего плохого.
— А разве это плохо? — чуть слышно прошептала она, внимательно вглядываясь в его зеленые глаза. Она так не считала.
Его лицо напряглось от какого-то внутреннего смятения, и он процедил сквозь стиснутые зубы:
— Да.
Она нахмурилась, протянула руку, чтобы коснуться его, но он дернулся, словно кончики ее пальцев могли его обжечь.
— Проклятие! — взорвался Кит. — Десять минут назад вы умоляли меня не причинить вам вреда, а теперь, миссис Блэкберн, — он выговорил ее имя так, словно возводил между ними непреодолимый барьер, — теперь я попытаюсь сделать то, о чем вы меня просили.
Он старался держать себя в узде.
— Я не причиню вам вреда. Я поклялся. Но черт побери, — голос его задрожал, — мне было бы гораздо легче, если бы вы помогали мне, а не мешали моим стараниям!
— Вот как?
Вот так. Ему показалось, что он потерял власть над своим телом. Простой поцелуй, который он хотел использовать как противоядие от ее очарования, оказался смертоносным, он поколебал его намерения и чуть не поставил его на колени от желания, вызванного ею.
Кит обманывал себя и знал это с самого начала: Кейт не такая, как все остальные женщины. Никакая другая женщина в мире, не важно, со сколькими он переспал и какие экзотические наклонности искал, никогда не заменит ее. Знать это было мучительно, и Кит проклинал себя за то, что так охотно стал жертвой самообмана.
Он отдернул руки, поняв, что если будет удерживать ее еще хотя бы мгновение, то снова привлечет к себе и… Он закрыл глаза, пытаясь побороть примитивный инстинкт. Если бы только он мог перестать чувствовать. Если бы он мог не видеть спелый цвет ее губ, словно на них кровоподтек, не слышать, как у нее замирает голос. Если бы только не ощущал слабый вяжущий запах ее мыла, смешанный с тяжелым ароматом раздавленных роз. Если бы только он не чувствовал до сих пор холодного атласного водопада ее волос между своими пальцами.
Поцелуи только разожгли желание, зародившееся три года назад в пустой гостиной ее отца, которое он продолжал вскармливать в течение долгих маршей по проклятому пеклу индийской пустыни. Кит считал, что воображение лучше, чем реальность. Так он всегда говорил себе, но это оказалось ложью. Ее губы, сладкие и полные, ее тело, теплое и податливое, — никакая игра воображения не могла сравниться с этими недолгими минутами. Ему оставалось либо смеяться над собой, либо сойти с ума. Кит выбрал смех.