— Мэтт, Мэтт, — выдохнула она, уцепившись за него дрожащими руками. Ее пальцы погрузились в его черные волосы, притягивая к себе его губы.
— Еще один, — прошептал он. — Только еще один поцелуй.
Этот второй поцелуй оказался более требовательным, более настойчивым, и она встретила его с удвоенным пылом. Ее язык податливо танцевал вместе с его языком, ее губы жадно впивались в его плоть. Томительный, резкий и сладостный жар нарастал с каждым бешеным ударом ее сердца, пока она не испугалась, что задохнется.
Когда наконец его рот освободил ее губы, она глубоко вздохнула, глотнув воздуха, прижалась к его широкой груди и прошептала:
— Боже мой, Мэтт! Ты уверен, что ты священник? Потому что если это так, то ты самый грешный из тех, кого я когда-либо видела, и самый изощренный впридачу.
Он ответил ей с неуверенной улыбкой.
— Джейд, моя маленькая ирландская колдунья, мне не хотелось бы разочаровывать тебя, но поцелуи и объятия не считаются грехом.
По крайней мере, не моей религии. Я ведь методист, а не священник-баптист.
— А я не католичка.
— Это хорошо.
— Почему?
— Потому что я думаю, что я влюбился в тебя, и одному из нас придется перейти в другую веру.
Оглушающая тишина воцарилась вслед за этим утверждением, Джейд поспешно высвободилась из его объятий, соскользнула с его колен, установив между ними безопасное расстояние. Ее лицо стало немного расстроенным, а в глазах появилась настороженность.
— Не надо, — спокойно посоветовала она. — Не надо влюбляться в меня, преподобный Ричарде.
— Почему?
— Потому что я никогда не смогу стать такой, какую ты хочешь, или какая женщина тебе нужна.
— Откуда же ты можешь это знать, пока не попытаешься?
— Да разве это не ясно? Я работаю в салоне, а ты священник! Разве можно представить себе более нелепое сочетание? Кроме того, ты совершенно ясно даешь понять, что ты обо мне думаешь. В твоих глазах я шлюха, и всегда буду ею.
— Нет, Джейд. Ты сможешь измениться, если захочешь этого.
— А может быть, я не хочу меняться. Неужели эта мысль не приходила тебе в голову?
На его лице появилось недоверчивое выражение.
— Ты хочешь сказать, что предпочитаешь быть проституткой, а не замужней женщиной?
— Я певица. И довольно хорошая, — упрямо поправила его она. — И когда-нибудь я докажу это каждому, я обязательно стану знаменитой и объеду весь мир со своими песнями.
— А как же любовь? Честная, верная, глубокая любовь? — настаивал он. — Неужели ты не оставила для нее места в своих грандиозных планах?
Она отрицательно покачала головой.
— Мое сердце принадлежит только мне, и я не собираюсь доверять его больше никому.