– А когда я ее найду? Что тогда?
– Ты что, не слышал? Я же сказал – мы опять отправим ее в больницу. – Вильям увидел, как сын небрежно пожал плечами. – У тебя есть возражения?
– Да нет. Но ты сам сказал, что Кэролайн очень опасна. Не понимаю, почему бы не решить эту проблему раз и навсегда.
– Раз и навсегда? – переспросил Вильям.
Стивен в ответ лишь слегка приподнял брови, продолжая в упор смотреть на отца.
Вильям так же прямо встретил его взгляд и наконец сказал:
– Действуй по своему усмотрению.
Он оттолкнулся от стола и вышел из комнаты. Стивен проводил отца глазами и, как только он ушел, извлек из кармана визитную карточку. На одной стороне витиеватым росчерком было выгравировано имя Амалии Чазэм. Он перевернул карточку. Почерк был четким, отрывистым – ни капли чернил не потрачено на лишнюю завитушку. Эта карточка пришла в строгом белом конверте. По словам горничной, кто-то подсунул его под парадную дверь.
Стивен перечел послание дважды. «Действуй на свое усмотрение», – сказал отец. И он начал действовать. По своему усмотрению он скрыл от отца эту записку, по своему же усмотрению ничего не сказал Кристиану Маршаллу. «Позаботься об этом», – сказал отец. И он позаботится. Возможно, ему удастся заключить с Амалией Чазэм взаимовыгодную сделку. У нее есть Кэролайн Ван Дайк, а у него есть доступ к таким деньгам, которые Амалии и не снились.
Очнувшись, Дженни сразу узнала комнату, в которой лежала. Это была спальня Мэгги, причем самой Мэгги здесь не было. Перед туалетным столиком спиной к зеркалу сидела Амалия Чазэм. Джон Тодд стоял у балконных дверей, медные ручки которых были закрыты на цепочки.
Дженни медленно села. Во рту у нее пересохло, язык онемел. Она попыталась смочить губы слюной и не смогла. Что-то тяжелое и холодное оттягивало левое запястье. Взглянув на руку, Дженни увидела железный наручник и чуть не задохнулась: она была прикована цепью к спинке кровати! В голове вдруг отдало резкой болью. Она закрыла глаза и, подняв свободную руку, потерла висок.
Дженни чувствовала взгляд Амалии, и по телу ее бегали мурашки. В ее положении было довольно трудно держаться с достоинством: мало того, что ее приковали, как дикого зверя, с нее еще сняли платье, туфли и чулки. Оставшаяся сорочка, по меркам Амалии, была вполне приличным одеянием, но Дженни так не считала. Она потрясла головой, и тяжелый каскад каштановых волос накрыл плечи и грудь над вырезом рубашки. И все равно она ощущала свою уязвимость перед похитившими ее людьми. Дженни попыталась прогнать страх за себя и ребенка и смело взглянула в глаза Амалии.