В ту секунду, когда свечи мигнули, Джейм стремительно юркнула через окно в ночь с проворством, удивительным при том, что ее ноги были практически связаны узкой юбкой. Жур бросился следом. Снаружи они приостановились, вслушиваясь в гам за спиной.
— Гм, очень уж легко возбудима эта леди, — сказала Джейм барсу, — и не слишком привлекательна. Слышал, как она хотела тебя использовать? Духи. Ха!
Слова прервали яростные крики.
— Ты заплатишь за это! — вопила Калистина. — Клянусь, заплатишь, вонючая Норф!
— Трое! — выдохнула Джейм, когда в комнате, из которой она только что выбралась, начали одно за другим с грохотом и звоном биться стекла. — Все ее зеркала? Почему? Давай-ка на время уберемся в сторонку с ее дороги, а, котик?
Они как тени прошли по внутренним сообщающимся дворам, разделяющим на участки жилые залы, — темная скользящая фигурка и котенок — королевский золотой барс, хотя теперь его зимняя шерстка поблескивала серебром. На глубоком темно-синем небе, купол которого возвышался над далекими горами на западе, зажигались звезды. Рядом ухал ветер, бесшабашно играя юбками Джейм, закручивая их так, что она была вынуждена придерживать платье обеими руками. Ночь сулила стать неистовой, шумной и беспокойной. Как правило, Тишшу наведывался в Заречье, когда жрецы переставали обращать должное внимание на погоду. Его имя на наречье некрин означало «Старик» — странный титул, учитывая шаловливый характер ветерка. Когда он не гонялся за собственным хвостом, или не колотил по крыше оторванными дощечками, или не нырял, поднимая тучи сажи, в дымоход, он, говорят, уносил нежеланных детей и выворачивал тени наизнанку.
А вот и Передний Двор, и старый замок Норфов. В действительности нижний уровень башни существовал задолго до того, как этой землей завладел Кенцират и, более того, даже Хатир. Вдоль Серебряной реки тянулись развалины древних горных фортов мерикитов, и многие из них, вот как здесь, стали фундаментом, на котором впоследствии выросли новые здания.
Внутри все было черно как смоль, а воздух тяжел от запахов холодного камня и старой одежды. Джейм прикрыла дверь, нащупала на полке коробку со свечками и зажгла одну — очень осторожно, памятуя о том, как ей не везет с огнем после того, как прошлой осенью она воспользовалась рунами, нечаянно разведя огонь в снежном буране. В мигающем слабом свете обнаружился большой зал с низким потолком. Из теней со стен смотрели лица — мертвые флаги, ряд за рядом, сотканные из нитей тех одежд, в которых умерли эти люди. Ее предки, те, кто после Падения убежал в новый мир, и те, кто не последовал в ссылку вслед за Гансом. У всех портретов были ярко выраженные черты Норфов: серебристо-серые глаза под изогнутыми дугами бровей; высокие, острые скулы; упрямые подбородки — иногда сюда добавлялись и резкие линии высокомерия и жестокости, — привилегией кендаров было ткать лики мертвых такими, какими они их видели, да-да, даже этот дикий, пристальный взгляд или те пальцы, на которых ногти обглоданы до кости.