— И Ардет позволил тебе оставаться там всю зиму?
Киндри поморщился:
— П-полагаю, у него были другие заботы. Его погибший сын Переден, твой брат, к тому же Котифир так далеко…
— Согласна, на расстоянии воздействовать на кого-то неудобно, но все же!.. И что, Тори совсем ничего не сказал об этом?
— Верховный Лорд ничего мне не должен, если не желает платить!
— Гордость, — сказала она, будто оценивая его, — и заблуждение — на одном дыхании говорить о долге и тут же отрицать его. Чем бы Торисен ни был обязан тебе — он обязан. Но это его дело. Итак. Зима прошла, в Глушь пришел зов с требованием лекаря, и ты воспользовался удобным случаем, чтобы смыться.
На секунду девушка замолчала, рассеянно расчесывая спутанные волосы длинными, затянутыми в черное пальцами. Рука коснулась раненой щеки.
«Не проси меня вылечить тебя, — безмолвно умолял шанир. — Ради нас обоих, не проси».
Рука упала.
— Так. Ты снова на свободе. Что дальше?
— Не знаю.
Со времени ужасного пробуждения в Глуши минувшей зимой он спрятался в самый потаенный уголок своей души, ожидая спасения, которое так и не пришло. Три года назад жрецы оставили его в покое, ошибочно приняв пустой взгляд за признак слабоумия — а они всегда верили, что он таков. Теперь-то они знали больше. Неужели только вчера священники наконец обманом заставили его проявиться? И тогда, тогда…
Да, Киндри вырвался из их рук, но свободен ли он? Только не после того, что они сделали с ним. И возможно, Уже никогда не будет.
— Прекрати!
Шанир моргнул, недоуменно глядя на Норф, оказавшуюся перед ним на коленях: она вцепилась в его сжатые кулаки, набросив на них мешок из-под еды. Голова раскалывалась.
— Когти и клыки бога. Никогда не встречала никого, так решительно старающегося выбить собственные мозги. Что с тобой?
— Оставь меня!
Он вырвался, внезапно и неповоротливо попытавшись лягнуть девушку, и упал лицом вниз, когда она увильнула.
— Оставь меня, — повторил он глухо и заплакал.
— Милостивые Трое! — услышал он ее бормотание. — А я-то думала, что это из-за меня.
Через секунду на обнаженные трясущиеся плечи шанира легла все еще влажная кофта.
«Доброта, — подумал он. — Если я приму ее, то окончательно сломаюсь».
Он перекатился на спину и взглянул снизу вверх на Норф.
— А как чувствует себя твой брат, учитывая то, что ты шанир? — спросил он.
Серебро полыхнуло в серых глазах. Киндри отпрянул, слишком поздно сообразив, что способность к мысленной связи с барсом может быть всего лишь одним, причем слабейшим, свойством шанира. Но если ее мощь и была велика, то не менее силен и контроль. Блеск потускнел.