Вышел он из лагеря на волю досрочно. И все дороги открыты перед ним. И все двери перед ним заперты. И Казахстан уже — другая страна, брат его, мать — там, а он — здесь, в России.
На День Победы сильно цвели яблони. И приехала хозяйкина дочь забирать вещи, бумаги отцовские. Кое-что из бумаг взяла, а больше потом сжигали на костре: светило солнце, горел костер. День был безветренный.
Пока стояли вещи в доме на своих местах, все они подходили друг к другу, Семен поражался: красиво жили люди, дом от него теперь не закрывали. А как стали выносить по одной во двор, все они на ярком солнце старились на глазах, старые, побитые, растресканные, стояли они на траве. И хозяйкина дочь почти ничего не взяла с собой в новую свою жизнь, у нее, говорили, и квартира теперь новая.
Хотела, правда, забрать отцовский большой стол из кабинета, да он рассыпался: отдельно крышка, отдельно тумбочки. Семен потом, сам не зная для чего, перетащит его в сарай, соберет. И еще кресло забыла, Семен и его отнес в сарай. Кресло было просиженное, из двух ручек подлокотных одна, правая, вытерта до белого дерева, наверное, об нее-то хозяин чаще опирался рукой, поглаживал.
Перед тем как уехать совсем, дочка обошла сад. В прошлом году не было урожая яблок, а сейчас яблони так буйно цвели, каждая, как облако бело-розовое.
А вскоре, рыча и лязгая, стала въезжать техника, поваленный штакетник трещал под ними: два бульдозера, подъемные краны, самосвалы груженые. Семен видел, как с подножки одного из них соскочил здоровенный мужик, и, повинуясь взмахам его руки, машины разъезжались, расстанавливались по местам. Семен стоял, смотрел, а как этот мужик оказался за спиной у него, не видел и не услышал за грохотом моторов.
— Та-ак. Ты, значит, Семен! — определил он и глядел строго. — Будешь у нас за сторожа.
Семен под взглядом вздернул плечами, грудь вперед, показывая, что нанимать его можно, сила у него есть.
— Хозяйка дала нам соответствующую информацию на твой счет. Поглядим. Все будет под твоим глазом, а ты отсюда — никуда.
— А куда я? Разве что в магазин за хлебом, так оттуда милиция гоняет.
— Этот вопрос решаемый, — и прораб вновь оглядел его, на глаз прикидывал, сколько он стоит. — А платить тебе будем… Ты зеленые когда-нибудь в руках держал?
— Приходи-илось, — сказал Семен неопределенно, не поняв даже толком, о чем речь.
— Сто долларов в месяц — такая будет тебе цена. Понятно? Но чтоб старался! А если кто спрашивать будет, что тут да чего, отвечай: некумпетентен! У нас имеются в наличии любопытствующие граждане. Некумпетентен! И весь сказ.