Мари застает дома полный кавардак. На диване, отталкивая бабушку, дрыгает ногами Симона, Жан-Жак ревет в углу. Телевизор не включен. Луи в бешенстве.
– Сегодня никто смотреть телевизор не будет. Все за стол, а потом марш в постель.
Он грозно идет к ней:
– Пришла-таки! Откуда заявилась?
У него вид судьи, и этот важный вид вызывает у Мари новый приступ злобы. Мятая от лежанья рубашка плохо заправлена в висящие мешком брюки. Как он обрюзг, разжирел, каким стал хамом и самодуром!
– Ходила подышать воздухом, пока ты отсыпался.
– Где ты была?
– Гуляла.
– Больше двух часов? А я тебя ждал-ждал.
– Уж прямо!
Значит, он ничего не понял. Он спал и теперь бесится – ему хочется, чтобы она была под рукой, когда бы ему ни приспичило.
– Мам, а мам, – хнычет Жан-Жак, – папа не разрешает нам смотреть телевизор.
– Почему?
– Потому что так я решил. У нас, как в сумасшедшем доме! Каждый делает, что в голову взбредет. Мадам где-то бродит. Дети командуют. Сразу видно, что я редко бываю дома.
Пожав плечами, Мари включает телевизор. Луи тянется выключить его.
– Оставь, Луи. Учитель Жан-Жака рекомендовал посмотреть эту пьесу. Ее проходят в лицее.
– Ерунда. Сегодня вечером все лягут спать пораньше.
– Нет. Ты зря уперся. Ведь детьми занимаюсь я, я хожу к учителям, я забочусь о них, тебя ведь никогда нет дома.
– Уж не для собственного ли я удовольствия день-деньской штукатурю? А это не так-то просто!
– Но и не для моего же удовольствия ты каждый вечер шляешься по барам.
– Это я шляюсь по барам!
– Ладно, замнем для ясности… ты затеваешь ссору, чтобы оправдаться…
– А в чем мне, собственно, оправдываться?
– Прикажешь объяснить при детях?
Он самодовольно смеется, он ничуть не смутился – подходит к Мари, надув грудь, как голубь, красующийся перед голубкой, и обнимает ее за талию.
– Вот видишь, у меня есть причины отправить всех спать: надо наверстать упущенное.
– Отстань!
Мари вырывается. Пропасть между ними увеличивается. Тупость мужчин просто поразительна, более того – безнадежна! Видать, он по старинке считает, что женщина предмет, отданный ему на потребу, что ее дело – ублажать его по первому же призыву. Он думает, что брак ничуть не изменился со времен средневековья, когда прекрасная дама терпеливо ждала, пока ее господин и повелитель вернется с войны или из крестовых походов!
Луи топчется в трясине, в которую попал по своей вине. Да при этом еще весело подмигивает. Мари чувствует себя такой оскорбленной и униженной, как в тот день, когда к ней пристал на улице какой-то пошляк. Ее взгляд задерживается на округлом, натянувшем штаны брюшке Луи, и внезапно наплывом – излюбленный прием телевизионщиков – перед ее взором возникает загорелая худощавая фигура учителя Жан-Жака.