– Ты знаешь обо мне больше, чем говоришь, – прищурилась Лиза. – Я чувствую.
– Да, интеллект у тебя не пострадал, – улыбнулся Богдан, – ты умная девушка.
– Расскажи все, что знаешь, – попросила Минина.
– Никогда, – покачал головой Овчинников. – Извини. Тебе лучше не знать. Потому что для тебя это шанс начать новую жизнь. Употреби свои таланты на что-то позитивное и гуманное. Раз уж создатель оставил тебя в живых, сделай так, чтобы твоя новая жизнь была лучше прежней. И ни о чем меня больше не спрашивай.
– Хорошо, – согласилась Лиза после паузы, – я не буду больше спрашивать.
Овчинников наполнил шприц лекарством и ввел его девушке в предплечье.
– Спи, – сказал он, – отдыхай и набирайся сил.
Но Елизавета еще долго смотрела на клочок ночного неба, видневшийся из норы, и думала.
Силы Евы таяли. Вода уже дошла до шеи. В глазах у девушки темнело. В поле зрения по-явились какие-то белые хлопья, они двоились и расплывались.
– Только бы не потерять сознание, только бы не потерять, – думала Ершова, изо всех сил сжимая зубы.
Вода была ужасно холодной. Девушка не чувствовала ни рук, ни ног. Сердце то на секунду останавливалось, то начинало стучать быстрее. К горлу подкатывала тошнота.
«Это невозможно, – подумала Ева, – я продержусь еще от силы пару минут, и все. К тому же вода скоро дойдет до рта, и мне наступит конец».
За дверью поскуливал зверь, плавая туда и обратно по коридору. До пола лапы пса больше не доставали.
– Ну кто меня просил пробивать трубу? – громко говорила вслух Лариса. – Не было бы воды, мы бы спокойно дождались, пока нас освободят друзья Евы, а так – что? Утонем прямо перед самым спасением? И ладно бы только я, так еще и Ершова утонет, а она вообще ни в чем не виновата.
Услышав эти слова, пес отчаянно завыл.
– Умная собачка, хорошая, – сказала Ильина, – ты словно понимаешь, о чем я говорю. Впрочем, почему бы и нет? У нас в НИИ все возможно, любые генетические извращения. Такие эксперименты надо вообще законодательно запретить… Или хотя бы тщательно контролировать, кто что модифицирует и для чего!
Пес гавкнул. В его голосе слышалось одобрение.
– Ты меня понимаешь? – спросила Лариса.
– Гав, – кивнул Комиссаров.
Ильина была его лучшей ученицей.
– И я тебя тоже понимаю, – сказала девушка.
Пес, без устали плавающий по коридору, улыбнулся, оскалив передние зубы. Лариса всегда прекрасно понимала его – и раньше, когда он был человеком, и сейчас, когда он стал псом.
Ильина протянула длинные пальцы, все изрезанные и израненные, и измерила расстояние, оставшееся до потолка. Двадцать сантиметров. Это примерно пятнадцать минут. И вдруг Ильину обожгла мысль.