Маргарита посмотрела в красные глазки вожака. В них горели ненависть и презрение.
– Мы делали это ради науки, – сказал профессор, – для человечества.
Гришин рассмеялся.
– Для людей было, конечно, сделано много, – добавил он, – весь институт осчастливили и полтора десятка косметических и фармацевтических компаний по всему миру.
– Ты получил все деньги, – сухо сказал Утюгов. – А нас кормил обещаниями, манипулировал нашими чувствами, дразнил кровавым обмылком, как морковкой. Еще и контролировал переписку с компаниями. Ты ведь был любовником покойной Юли!
– Она слишком много знала, – махнул рукой Гришин. – Так что все сложилось к лучшему.
– Так это ты ее убил?! – ахнула Дрыгайло.
– Вовсе нет, – пожал плечами Алексей, – ее убила крыса. Что поделаешь? Правда, пока грызун убивал мою подругу, я успел убежать. Так что Юля оказалась мне весьма полезной.
Продолжая говорить, он достал из кармана небольшую фляжку. Потом запустил руку в носок своего длинного ботинка и нахмурился. Быстро пошарил в другом, вытащил пакет, отковырял от него немного массы и бросил во флягу. Раздался тихий плеск, а потом что-то зашипело. На горлышке фляжки запузырилась розовая пена.
– Что это? – спросила Дрыгайло.
– Кровавый обмылок, – сказал Алексей, нехорошо улыбаясь. – Вернее, его раствор.
Утюговы смотрели на него, не в силах вымолвить ни слова.
– Пройдем через дверь директорского кабинета, – предложил Коршунов.
Он взял Сонину ладонь, во вторую руку взял свечу, и они пошли в кабинет. Виктор открыл дверь и осторожно выглянул в коридор. Как ни спешил полковник, он все же остановился на секунду и посмотрел на портрет, висевший в кабинете Утюгова над рабочим столом профессора.
– Кто это? – спросил он.
– Степан Комиссаров, наш бывший директор, – ответила Соня. – Замечательный человек был!
«Он и сейчас замечательный, но уже не человек», – хотел было сказать Владимир Евгеньевич, но передумал.
Теперь он знал, куда подевался бывший директор и как зовут пса, который остался в подвале.
– Все чисто, – сказал Виктор, – пойдем!
Они быстро побежали по коридору в сторону шахты лифта. На стенах, покрытых бирюзовой краской, плясали темные тени.
– Теперь вниз, – сказал Коршунов. – И тихо, чтобы не привлечь внимание крыс. Мы-то практически безоружны.
Они выбежали на площадку и остановились перед черным проемом. Двери лифта были открыты. Толстый трос, висевший в шахте, был еле виден в темноте. Из глубины тянуло сыростью. Откуда-то снизу слышался плеск.
– Быстрее, – сказал Рязанцев, прыгая вперед.
Он зацепился руками за трос, оцарапав ладони, и принялся спускаться. Соня остановилась на краю.