– Забирай свою наркушку, Малыш. Если дозу надо будет, ты знаешь, к кому обращаться, милости про…
Он не смог договорить, потому что седой одним неуловимым движением руки перебил ему горло. Воркута захрипел, закатывая глаза и падая на пол. Седой достал из кармана ключ от наручников, отомкнул, освобождая опухшее запястье, подхватил Марину на руки и понес к выходу. Во дворе их окружили какие-то люди, кто-то называл ее по имени, но она не узнавала никого. Ее положили на заднее сиденье джипа, седой сам сел за руль, а к Марине посадил невысокого, широкоплечего, лысого мужика. По дороге у Коваль началась ломка, она орала и выгибалась на сиденье, закатывая глаза, лысый пытался удержать ее, но бесполезно – силы словно утроились, она билась, как взбесившееся животное.
– Малыш, давай я за руль, ты сам лучше… – попросил лысый, и они поменялись местами.
Седой прижал Марину к себе, крепко держа руки, и все бормотал ей в ухо:
– Девочка моя, потерпи немного, скоро приедем, придет врач, поможет тебе, родная, только потерпи.
Малыш на руках внес ее в огромный дом из белого кирпича и, уложив на кровать, крепко привязал за запястья к спинке. Марина все время орала и билась, но он не обращал внимания. Ей было очень плохо, сердце заходилось, дыхание останавливалось, и к ночи стало ясно, что без врачебной помощи она просто умрет. Приехавшая бригада «Скорой» предложила отвезти ее в наркодиспансер, но седой не согласился. Пять дней он не отходил от Марины, не подпускал никого, кроме врача, менявшего какие-то бутылки в капельнице, воткнутой в исколотую вену.
– Нужен диализ, Егор Сергеевич, без этого не вытащим, – сказал доктор однажды. И Малыш, которого Коваль наконец признала, сразу же откликнулся:
– Нужен – будет!
– Думаете, это так просто? – усмехнулся доктор. – Там очередь на полгода вперед…
– Ты или говори дело, или молчи совсем! – взорвался Егор. – Я же сказал – будет все, что нужно, прямо завтра! У меня только одна жена, я не пожалею ничего. И никого, кстати, – добавил он уверенно.
Доктор испуганно замолчал. А Марина назавтра в самом деле лежала в отделении гемодиализа регионального нефроцентра. Дни тянулись, как резиновые, заполненные мучительными процедурами, уколами, таблетками и сеансами психоразгрузки – специалист приезжал прямо в нефроцентр. Коваль вынырнула только через два месяца – просто проснулась однажды утром и поняла, что лежит в собственной спальне, на собственных черных простынях, а рядом с ней спит утомившийся от постоянных забот муж, ее родной, любимый Егор. На стене висела фотография, заставившая Марину зарыдать в голос – на ней была красивая, уверенная в себе женщина с темно-русыми волосами, небрежно разметанными по плечам, стоявшая возле огромного черного джипа. Это была она, Коваль, всего за месяц до случившегося. Сейчас же на нее было страшно смотреть, ничего общего с этой женщиной с фото.