Валерка молча покрутил у виска пальцем и поднялся, собираясь уходить, на пороге задержался, повернулся к Марине и хотел что-то сказать, но потом вдруг только махнул рукой и вышел, закрыв за собой дверь.
С этого дня жизнь Марининых домочадцев превратилась в кошмар. Она придиралась ко всем, начиная с Даши и заканчивая охраной на воротах, постоянно ходила злая и всем недовольная, орала по поводу и без – словом, вела себя как самодур-помещик, которому все не так. Хохол из сил выбивался, стараясь не выпускать ее из виду, чтобы не терроризировала домашних, делал все, чтобы на глаза Марине не попадался маленький Егорка, плач которого она слышала каждый вечер через стену, отделяющую спальню от детской. Ребенок ревел и звал маму, но Коваль не подходила к нему, не обращала внимания.
– Котенок, ну нельзя ведь так, – пытался образумить ее Хохол. – Он ведь ничем не виноват, он маленький, скучает, тебя ищет.
– Скажи, что я умерла.
– Тьфу, беспонтовая! Что ты городишь?
– А что? Я могу умереть в любой момент, ты ведь знаешь, – спокойно возражала Марина, не обращая внимания на выражение его лица, становившееся одновременно растерянным и каменным. – Пусть привыкает к этой мысли.
– Мариша, прекрати, ты уже перегибаешь палку. Пожалей ребенка – он страдает ни за что.
– А я? За что страдаю я?
– Да потому, что тебе это нравится! – не выдержал однажды Женька, когда она в сотый раз задала ему этот вопрос. – Ты от этого удовольствие получаешь! Сидит тут, на хрен, и жалеет себя – ах я несчастная, ах мне плохо, ах меня не любят и не понимают! А ты-то сама? Ты любишь кого-нибудь, кроме себя? Понимаешь других? Да хрен-то! Только свои проблемы, свои придури! Никого не жалко – ни меня, ни ребенка!
Марина недоуменно воззрилась на него, не понимая, что случилось, почему вдруг Хохол посмел так с ней разговаривать. Но что-то было в его словах такое, что заставило задуматься, – а ведь и правда, она всегда думала только о себе, забывая часто о тех, кто находится рядом.
Тот же Хохол вынужден постоянно быть начеку, чтобы вовремя сгладить ее формулировки, которые Марина в последнее время частенько допускала в общении с охраной и горничными, а взамен получает только фырканье и припадки злости. Он спит вместе с ней, но прикоснуться не решается, потому что в ответ сразу слышит что-нибудь грубое и откровенно хамское. Как терпит – загадка. Другой мужик уже давно врезал бы, и все встало бы на свои места, а чего ждал Хохол, разыгрывая картину смиренного терпения, Марина понять не могла, да и не хотела.
Ночью она вдруг проснулась от плача в соседней комнате. Егорка заходился, а Хохла почему-то не было, и тогда Коваль встала и пошла в детскую, чтобы избавиться от рвущего душу рева. Мальчик сидел в кроватке, обняв обеими ручками медвежонка, раскачивался из стороны в сторону и плакал так по-взрослому, что у Марины внутри все съежилось от жалости к крошечному человечку. Она приблизилась к нему и протянула руки: