– Смотри, дорогой, вот это и есть мой папашка, – закурив сигарету, бросила Коваль. – Явился делать шоу!
– Погоди! – остановил Егор. – Давай послушаем, а потом ты начнешь упражняться в злословии. Кстати, если менты внимательно посмотрят, то поймут, кто перед ними, – просто вылитая ты!
– Не говори этого! Я не желаю иметь с ним ничего общего! Мне ничего не нужно от этого человека, я его знать не знаю, жила тридцать лет и еще проживу!
– Так, все, прекрати и не мешай мне слушать! – оборвал нетерпеливо Егор.
Диалог между журналистом и Гордеенко завязался оживленный – полковник напирал на то, что госпожа Коваль, мол, та еще штучка, а уж на провокации какая мастерица, так и не вышепчешь. Журналист резонно заметил, что даже это не дает права сотрудникам правоохранительных органов избивать женщину до такого состояния, что она находилась в коме пять дней. Последовало то самое видео, что он использовал в своей программе в Москве, – опять Марина на больничной койке, лицо в синяках, рука в гипсе… Гордеенко отрицал все – нет свидетелей, нет дела, одни голословные обвинения.
– И я заверяю вас, что никогда и никто и пальцем не коснулся госпожи Коваль! – горячо доказывал наглый мент, и Марина взорвалась от подобного заявления:
– Нет, это я сама так навернулась, блин! И пальцы себе все переломала, каждую косточку, и все ребра тоже! Сволочь шерстяная! – Но Егор перехватил ее, мечущуюся по кухне, и усадил рядом с собой:
– Не мешай, ведь просил!
Какую-то часть диалога они пропустили, и Марина насторожилась на фразу Гордеенко:
– А что вы скажете на то, что, по нашим данным, госпожа Коваль возглавляет одну из крупнейших криминальных группировок региона? На счету этой банды, не побоюсь этого слова, немало темных дел и людских жизней, разбои, рэкет, вымогательства, да и сама Коваль неоднократно участвовала в разборках, собственноручно убив нескольких своих собратьев, так сказать, по оружию? Даже ее муж, известный в прошлом авторитет Малыш, и тот был устранен не без ведома жены.
– Ах ты, козел! – рявкнула Марина, вскакивая и не чувствуя даже боли в ноге и ребрах. – Да я тебя… Ты слышал, Егор, – ведь это я тебя убила! Я – тебя! – И, не выдержав публичного обвинения в гибели мужа, она расплакалась.
– И к чему эти слезы? – спокойно спросил Егор, обнимая жену и вытирая пальцами ее глаза. – Что ты плачешь? Я жив, сижу с тобой, никто меня не убивал, и ты не делала этого – разве важно, что сказал какой-то лох в погонах? Наплевать и забыть! Соберись давай, мне дико видеть тебя такой слабой и размазанной, Коваль! – вдруг совершенно другим тоном сказал он, слегка встряхнув ее за плечи. – Ты лежала, прикованная к постели, и все говорили в голос, что ты не встанешь и не сможешь ходить, но ты не поддалась, справилась. Тебя в очередной раз хотят сломать – неужели позволишь?