Сейчас его даже не слишком волновало его собственное положение. Мысль, что он сделал все возможное для спасения хорошего человека, отгоняла страх перед будущим. Впрочем, сказать так было не совсем правильно. Он чувствовал, что сделал то, что должен был сделать, что было предначертано ему судьбой. И считал, что та же судьба даст ему шанс на новую жизнь, откроет дорогу вперед, к новым вершинам.
Как ни странно, но теперь, в заточении, когда свет внешнего мира померк, краски нового, невидимого мира снова ярко засверкали перед ним. Часами сидел он в углу камеры и любовался игрой света, чувствовал, как новая энергия и знания наполняют его невиданной силой, возвышают сознание, обостряют чувства, делают реакции более быстрыми, точными и выверенными. Удивительно, но на полуголодном пайке, в душной камере, без физических упражнений он ощущал, что не просто восстанавливается, а становится значительно сильнее, чем прежде. Он принимал это как дар высшего мира за выбор правильного пути.
Теперь Антон по-настоящему понимал, кто такие ритеры и почему эти люди практически непобедимы. Он осознал, что постижение великой тайны, как говорили здесь, это вовсе не конечная точка пути, а отправная, начало новой жизни. Рождение в новом, более высоком мире, который удивительным образом и по необъяснимой пока причине переплетается с этим, низшим. Но Антон больше не чувствовал себя частью мира людей. Он ощущал себя небожителем, божеством, ниспосланным на землю с какой-то непонятной пока миссией. И это ощущение наполняло его гордостью и состраданием к тем, кто еще не смог проникнуть в этот прекрасный мир.
В какой-то момент Антону даже показалось, что если он пожелает, то сможет покинуть тюрьму в любой момент. Просто никто не будет в состоянии помешать ему. Но некий внутренний голос подсказал в тот же момент, что время еще не пришло, что предстоят события, подойти к которым он должен именно в качестве узника, осужденного за вымышленное преступление. И Антон остался в камере, разыгрывая роль обычного заключенного и часами наблюдая за игрой красок высшего мира и впитывая их силу. Он больше не чувствовал ни боли, ни отчаяния. Покой и радость владели им, а умиротворенная улыбка не сходила с губ.
Вокруг него, напротив, царили смятение и страх. Очевидно, решив, что тихий заключенный, неподвижно сидящий с блаженной улыбкой, тронулся умом, сокамерники потеряли к нему интерес. Часами напролет они обсуждали свое будущее, строя самые невероятные предположения, удивляясь, что их перестали выводить на допросы, строя планы на спасение через унижение и демонстрацию покорности перед наместником и пугая друг друга возможными пытками.