Велик и могуч бог, которому он служит, ибо нельзя верить в дело, которому себя посвятил, без божьей на то воли... И вот лежит он, Бачана Рамишвили, пред тобою, и я, пыль от ног твоих, песчинка твоего бесконечного великодушия, коленопреклоненно молю тебя - смилуйся над ним, над восставшим рабом твоим!.. Если же обречен он тобою, то прими взамен плоть и душу мою, ибо не сумел я попрать в нем бога иного и обратить его на путь веры твоей!..
Отец Иорам встал, трижды перекрестил Бачану, потом снял с шеи маленький крест, осторожно подложил его под подушку Бачаны и лег...
Бачана долго не мог заснуть. А, когда он проснулся, отца Иорама в палате не было. Он ушел чуть свет...
Спустя неделю Бачана покидал больницу. Трогательным было его прошание с медперсоналом. Палатный врач и фельдшерица Женя тоже всплакнули, словно им было жаль видеть выздоровевшего и уходящего из больницы человека.
Накануне в палату к Бачане зашла Женя. Она положила в баночку три белые гвоздики и присела на стул. Бачана, подумав, что Женя пришла прощаться, с улыбкой ждал. Но Женя молчала.
- Начни же, Женя!
Женя замялась.
- Ну, тогда начну я!
Бачана встал, подошел к фельдшерице и поцеловал ей руку.
- Дорогая Женя, по справедливости цветы тебе должен был преподнести я, но, надеюсь, добрая сестра милосердия простит своему неотесанному и неблагодарному пациенту эту бестактность.
- Бачана Акакиевич, - прервала Бачану Женя, - пока вы болели, сюда каждый день ходила женщина... Очень красивая женщина... И справлялась о вашем здоровье... Да...
У Бачаны сперло дыхание.
- Какая женщина, Женя? - спросил он, хотя ему все стало ясно.
- Она заклинала меня не говорить вам...
- А как ее звать?
- Не знаю... Приходила каждый день и плакала, плакала... Вы не догадываетесь, кто она?
- Догадываюсь, Женя...
- Она очень вас любит... Оставила письмо, просила передать вам в день выхода из больницы... Вот оно...
Бачана взял письмо и, стараясь скрыть охватившее его волнение, стал перебирать в банке гвоздики.
- Она очень вас любит, Бачана Акакиевич!
- Спасибо тебе, Женя!
- Она очень хорошая, очень красивая, Бачана Акакиевич!
На подведенных черной тушью глазах Жени выступили слезы.
- Это ты очень хорошая и очень красивая, дорогая Женя! - Бачана еще раз поцеловал руку фельдшерице.
Женя поспешно вскочила и вышла из палаты.
Бачана прилег на койку и задрожавшей рукой вскрыл конверт.
"Дорогой мой!
Теперь, когда бог внял моим мольбам и даровал мне твою жизнь, я хочу - не прося сочувствия и прощения - выплакать перед тобой мою боль, которую, казалось мне, не вместит хранилище бед и несчастий всего человечества и для которой оказался достаточным вот этот листок бумаги...