Ему было тридцать семь лет.
Я смотрел на Купера, думая о том, каким самонадеянным человеком нужно быть, чтобы пытаться сыграть Герига в кино.
Словно прочитав мои мысли, актер пожал плечами и сказал:
– Я не годился на эту роль, но Гериг не возражал. Я провел немало времени с Беби Рутом и другими…
– Ш-шш! – зашипел Хемингуэй.
В наступившей тишине мы слышали звон цикад, песни ночных птиц, рокот одинокого автомобиля на шоссе, смех и музыку, доносившиеся из усадьбы на вершине соседнего холма.
– Проклятие! – рявкнул Хемингуэй. – Этот ублюдок Стейнхарт опять устроил вечеринку. А я ведь его предупреждал!
– Господи, Эрнест, – сказала Геллхорн. – Прошу тебя, не надо…
– У вас с ним война, Эрнестино?! – по-испански вскричал Ибарлусия.
– „Si“, Пэтчи, – ответил Хемингуэй, вскакивая на ноги. – Это война. – Повернувшись к дому, он воскликнул:
– Рене! Пичило! Оружие! Тащите оружие и боеприпасы!
– Я иду спать, – заявила Марта Геллхорн. Она встала, наклонилась к Куперу, поцеловала его в щеку и добавила:
– Увидимся утром, Куп. – Остальным она бросила:
– Доброй ночи, джентльмены, – и отправилась в дом.
Мальчик-слуга Рене и Хосе Герреро, который ухаживал за садом и бойцовыми петухами Хемингуэя – знакомя меня с ним, писатель назвал его Пичило, – вынесли из дома ящики с фейерверками и длинные полые бамбуковые шесты.
– Уже поздно, – сказал я, отставив бокал с вином и поднимаясь на ноги. – Мне пора…
– Чепуха, Лукас, – отрезал Хемингуэй, протягивая мне полутораметровый шест. – У нас каждый человек на счету.
Выбирай боеприпасы.
Купер, Уинстон Гест и Ибарлусия уже сбросили пиджаки и закатывали рукава. Доктор Сотолонго посмотрел на меня, пожал плечами, снял пиджак и аккуратно повесил его на спинку своего кресла. Я последовал его примеру.
„Боеприпасов“ было два ящика – сигнальные ракеты, рассыпные фейерверки, бутылочные бомбы, дымовые шашки и шутихи.
– Вот эту штуку очень удобно запускать вашим устройством, господин Лукас, – сказал Ибарлусия, протягивая мне ракету с коротким запалом. Он улыбнулся и кивком указал на мой бамбуковый шест.
– У всех есть зажигалки? – осведомился Хемингуэй.
У нас с Купером зажигалки были.
– Долго ли тянется ваша вражда? – спросил Купер. Он сдерживал улыбку, но краешки его губ то и дело подрагивали.
– Довольно долго, – ответил Хемингуэй.
Звуки фортепиано и смех доносились из дома, стоявшего к северо-востоку. Дом Стейнхарта был единственным крупным зданием на соседнем холме – чуть ниже финки Хемингуэя, но гораздо старше и обширнее, если судить по сиянию электрических огней, пристройкам и фронтонам, проглядывавшим сквозь деревья.