– Знаешь, как она получила это расследование? – спросит Ася кого-нибудь из наших коллег. – Сказала бы я, каким местом, только аппетит тебе портить не хочется!
Да. Именно так она и скажет.
Я пожала плечами, разглядывая собственное отражение в зеркале. Что делать? Переживем!
Выходит, все материалы по покойному Терехину придется собирать самой.
Начнем, пожалуй, с примы нашего театра оперетты. С Алины Брагарник.
Я вышла из своей комнаты и потопала на кухню. Мама уже отбыла на работу, у отца сегодня отгул. Он дожидался меня, сидя за кухонным столом с газетой в руках.
– Привет! – сказала я и чмокнула отца в щеку.
– Привет! – отозвался отец, складывая газету. – Голодная?
– Еще какая!
– Тогда садись. Я тебя накормлю.
Я уселась за стол и в очередной раз испытала чувство неловкости. Кормить отца полагалось бы мне, взрослой двадцатипятилетней девице. Но я привыкла к тому, что для предков я маленькая девочка, и не делаю никаких попыток изменить статус-кво.
– Что на завтрак? – спросила.
– Сырники. Устроит?
– Еще как!
Я окинула взглядом стол, поднялась с табуретки и достала из холодильника сметану. Внесла свою лепту в сервировку, так сказать.
– Как спала? – поинтересовался отец, накладывая на тарелку аппетитные румяные кругляши.
– Отлично! – бодро отозвалась я.
Отец поставил тарелку передо мной.
– И совесть тебя не мучила? – продолжал он.
– Не-а, – ответила я беспечно и взялась за сырники. – О! Вкусно!..
Отец осуждающе молчал. Я доела сырники, отставила тарелку в сторону и спросила:
– А чай ты заварил?
Папа вздохнул.
– Нет, Айка, ты все-таки непрошибаемая девица. Смотрю на тебя и поражаюсь: неужели я породил такого скорпиона?
– Ты породил Рыбу, – напомнила я. У меня день рождения в марте.
– Я не в том смысле, – отмахнулся отец. – В кого ты такая замороженная?
– В тебя, – ответила я. – Ты забываешь про свою холодную латышскую кровь.
Папа не нашелся, что ответить на такой наглый выпад, и даже слегка подавился.
Дело в том, что папа – этнический латыш, хотя родился в России и никакого языка, кроме русского, не знает. Экзотическая фамилия «Витола» долго воспринималась моими коллегами, как журналистский псевдоним. Отец – бывший милиционер, хотя говорят, что бывших милиционеров не бывает. Сейчас он преподает в милицейском училище. Домашнее прозвище отца «латышский стрелок», но он на него ничуть не обижается. Мне даже кажется, что оно ему льстит.
– Почему ты считаешь, что латышская кровь – холодная? – спросил папа.
– Это клише, – объяснила я. – То есть распространенное мнение. И как почти всякое распространенное мнение, это клише неправильное.