– Я выиграл, – на всякий случай напомнил он.
Андреич молча вынул из стоящего у стены ящика бутылку водки и протянул ее Железному Дровосеку.
– А спорим на ящик коньяка, что я совковую лопату цемента сожру? – предложил грузчик.
– Совковую лопату? Целиком? Да в ней же килограммов пять цемента будет!
– Подумаешь, пять килограммов! Спорим, сожру! – гордо выпятил грудь Железный Дровосек.
– Помрешь, – сказал Глеб. – Как цемент у тебя в кишках застынет, так и помрешь.
– Не помру, – помотал головой грузчик. – Спорим, не помру?
– Нет, – твердо сказал Бычков. – На цемент мы спорить не будем. В наше время не просто найти грузчика на такую зарплату. Мы не можем бросаться кадрами.
– У вас всегда так весело? – наклоняясь к Глебу, тихо спросил Денис.
– Это еще цветочки, – ухмыльнулся Бык. – Ягодки еще впереди.
– Пасюка освободили? – Марина Александровна недоумевающе посмотрела на полковника Обрыдлова. – Как это – освободили? Он же преступник! Убийца!
– Распоряжение прокуратуры, – пожал плечами полковник. – «Освободить за недостаточностью улик».
– За недостаточностью улик? – повторила Червячук. – Как это – за недостаточностью улик? Какая, к чертовой матери, недостаточность?
– Прошу вас не забываться, майор.
– Простите. Что вообще здесь происходит?
– Я должен объяснить? – удивился Иван Евсеевич. – Вы что, сами не понимаете?
– Прокурора подкупили, – прошипела сквозь зубы Марина Александровна. – Вы все здесь продаетесь и покупаетесь, как дешевые вокзальные шлюхи. Вся ваша система правосудия…
– Это и ваша система правосудия, – матюгнувшись про себя, с нажимом произнес полковник. – Вы – часть этой системы, и, смею, вам напомнить, эта система плохо ли, хорошо ли, но работает. Пасюк не первый и не последний, кого отпускают за недостаточностью улик. Странно, что вас это задевает до такой степени, что вы позволяете себя столь оскорбительные высказывания в мой адрес и в адрес наших правоохранительных органов. Если вас что-то не устраивает – никто вас здесь не держит. В любой момент вы можете подать рапорт об отставке. Жизнь такова, что вы или играете по правилам, или оказываетесь вне игры.
Червячук закусила губу и, сжав кулаки, с силой вонзила ногти в ладони. Боль немного отрезвила ее. Если она потеряет работу – что у нее останется? Работа была единственным смыслом ее пустой и бессмысленной жизни. Работа поглощала все ее силы, и на какое-то время отвлекала ее от мучительных, как гнойная рана, воспоминаний.
– Простите. Кажется, я немного переутомилась. Не очень хорошо себя чувствую.
– Вы уже закончили работу в Рузаевке? Так быстро?