Первый шквал добросовестно постарался нагнуть мачту к самой воде. Пришлось скомандовать:
— На борт!
Когда ветер «давит» яхту, надо ее откренивать — садиться на наветренный борт, а иногда и просто вывешиваться за него.
И тут я увидел Витьку в деле. Уцепившись ногами за решетку на палубе, он по всем правилам искусства перегнулся спиной через борт и старался вместе со всеми поставить наш кораблик на «ровный киль». Он так усердно откидывался назад, что стриженой макушкой иногда чиркал по гребешкам волн.
Подгоняемая шквалистыми порывами, яхта помчалась к пирсу.
— Ты молодчина, — сказал я Витьке, когда мы под навесом выкручивали мокрые рубашки.
Он поднял на меня серые честные глаза и тихонько признался:
— Вообще-то я очень боюсь грозы.
Валерка Новоселов, который крутился рядом, услышал и ободряюще произнес:
— Ничего. С возрастом пройдет.
Он был старше Витьки на целый год.
А потом на Витькину долю выпала гроза, перед которой майский шквал казался простой игрушкой.
Мы были в походе. Сначала прошли вдоль границы Европа — Азия, потом поднялись на гору Волчиха, спустилась к реке Чусовой и берегом вышли к Волчихинскому водохранилищу. Ни Витькин рюкзак, ни Витьку на маршруте тащить не пришлось, он шел наравне со всеми. Вымотался, конечно. Но холодно отверг предложение освободить его от ночной вахты.
Ночная вахта — это двухчасовой караул, охрана лагеря. Младших мы всегда ставим дежурить первыми, чтобы потом спали спокойно. Витька получил пневматическую винтовку и пошел на пост. На ногах его хлопали чьи-то резиновые сапоги, слишком большие; Витька в них влез, чтобы не ободрать ноги в кустах.
Горизонты заволакивало, и стояла душная тревожная тишина. Валерка Новоселов пророчески сказал:
— Братцы-кролики, добром это не кончится.
Костер жался к земле. Настроение было так себе. Раздалось хлопанье сапог, и Витька, возникнув из темноты, тихо сказал:
— Там, в кустах, кто-то вроде бы ходит. Я пойду проверю. Можно?
— Проверь, — сказал я.
И, подождав, пошел следом. Витька меня не видел.
Я с трудом различал его силуэт, но даже по этой смутной фигурке с винтовкой наперевес видно было, как он боится. Боится этой глухой предгрозовой тишины, непонятной опасности в кустах, темноты. Какую силу воли надо иметь, чтобы так бояться и все-таки идти!
Он добросовестно обшарил кусты и не нашел ни шпионов, ни хулиганов, ни диких зверей. Вернулся к костру и доложил:
— Никого. Наверно, заяц проскочил.
И тут началось! Словно по всему горизонту расставили лампы дневного света и попеременке стали включать их. Потом «лампы» почти перестали