– Мы проверим заключение еще раз. Но, помнится, медэксперт не пришел к определенному выводу. Ваш отец... извините, мне тяжело спрашивать об этом. Что-нибудь пропало из магазина после несчастного случая? Я хочу найти возможный мотив.
Чак отрицательно покачал головой:
– Мы не заметили никаких следов вторжения, и мы ведем строгий учет всех товаров.
– Никаких наличных денег не пропало?
– Сейф был в целости и сохранности.
– Так... а враги? Помогите мне. Кто мог желать смерти милому старому торговцу слесарно-водопроводным инструментарием – и почему?
– Ну... – сказал Джон. – Он был не просто торговцем. Он был также и бескомпромиссным... э-э... религиозным человеком.
– Какую религию он исповедовал?
– Христианин... фундаменталист. Он был активистом движения против абортов и, возможно, завел себе врагов в противном лагере.
О, черт. Это прозвучало страшно глупо, о чем свидетельствовало и выражение лица Хендерсона.
– Это что, настолько необычно?
– Ну... – В конце концов Джон потряс головой. – Да, в самом деле, это неубедительно.
– Да, неубедительно. – Хендерсон взглянул на часы. – Ладно... Я снова открою дело. Но проделайте для меня небольшую домашнюю работу, идет? Подумайте, поройтесь в памяти, поспрашивайте вокруг, найдите человека, который знает что-нибудь, способное пролить свет на эту историю. Сейчас у нас нет подозреваемого, нет даже предположений относительно возможной личности подозреваемого, нет мотива, практически нет ничего. Покажите мне, в каком направлении двигаться. Дайте мне точку опоры. Неважно какую. А сейчас мне пора идти.
– Спасибо.
– Не стоит благодарности. Не трогайте автокар. Я пришлю сюда кого-нибудь.
С этими словами он удалился, и Джон почему-то почувствовал себя обойденным вниманием, незамеченным...
...Забытый... брошенный. Уже днем, сидя за компьютером и редактируя сценарий пятичасового выпуска, Джон все еще продолжал размышлять обо всем этом, снова и снова прокручивая в уме одни и те же неотвязные мысли. Интересно, так ли чувствует себя официантка Рэйчел Франклин?
– Джон?
Ну надо же, чтобы в этот момент подошла именно Тина Лыоис.
– Да, Тина. В чем дело?
Тина решительно пододвинула кресло и устроилась на нем в элегантной позе.
– Джон, сюжет о твоем отце обсуждался на утренней летучке, и я считаю нужным поговорить с тобой.
«Уж кто-кто, а ты-то...» – ощетинился Джон внутренне.
– И что с моим отцом?
Сейчас Тина держалась довольно мягко. Это было абсолютно на нее не похоже.
– Все мы знаем, тебе пришлось трудно, и, конечно, решение, принятое нами в работе над сюжетом о митинге губернатора, было... В общем, это было неудачное решение. Я признаю это. Извини.