– Почти восемь часов! – добавила мать.
Она открыла дверь в спальню дочери и, нахмурившись, посмотрела на Линн.
– Не понимаю, как может здоровый подросток так долго спать.
Линн вздохнула:
– Мам, я легла только после полуночи. Я работала над… – Она прикусила губу.
Не хотелось рассказывать матери, чем она занималась. На самом деле прошедшей ночью она сочиняла и, начав, уже не могла остановиться. Но мать все равно бы не поняла. Сама она всегда все делала вовремя. Глядя на нее в этот момент, Линн вообще удивлялась, как они могли оказаться родственниками. Мать выглядела просто потрясающе в снежно белых джинсах и черной шелковой футболке. Линн не могла себе представить, чтобы сама она надела что-то белое. Она испачкала бы такую вещь в первую же минуту!
– Почему ты не одеваешься? – спросила мать, раздвигая шторы, чтобы впустить в комнату поток лучей утреннего солнца. – Я уже приготовила завтрак.
– Сейчас, – ответила Линн, выскакивая из кровати и натягивая на себя байковый халат, спасенный ею из коробки, приготовленной матерью для «Армии Спасения». – Сейчас спускаюсь.
Линн знала по опыту что, когда мать хмурилась, это означало, что идет борьба за верховенство в семье. «Она, наверное, хотела этим сказать, чтобы я уделила побольше внимания своей внешности», – подумала Линн, подняв с пола брошенные накануне закатанные джинсы и направляясь в расположенную рядом со спальней ванную.
Линн давно отказалась от надежд изменить внешность. Все, на что она была готова пойти, сводилось к короткому душу и попытке применить расческу к волосам. Она натянула джинсы, рассеянно отметив про себя, что они действительно немного мешковаты, и достала из стенного шкафа первый попавшийся джемпер. Он был темно-зеленым, с надписью впереди «Университет штата Огайо». Линн любила джемпера. Она знала, что под такой одеждой никто не разглядит ее фигуру, но это и было хорошо. Кому же, в самом деле, захочется смотреть на такое длинное, как веретено, тело, как у нее?
Линн взглянула в большое, в полный рост, зеркало, которое мать установила в шкафу.
«Что за жалкое зрелище, – произнесла она про себя, надвинув очки повыше на нос и покачав головой из стороны в сторону. – Действительно жалкое. Линн Генри, ты слишком уродлива, чтобы называться человеком!»
– Линн, – позвала мать. – Мне скоро уходить на работу и нужно с тобой поговорить!
«Так», – подумала Линн, беря в руки блокнот и перечитывая слова, к которым она в итоге пришла вчера вечером перед тем, как уснуть. Песня называлась «С думой о нем». Не спеша спускаясь по лестнице, она пропела пару пробных аккордов: