Рате все еще сидела в той же позе, в какой оставил ее Тетрас.
— Рате, — сказал Тетрас, не выпуская карточку из рук, — а может, мы сумели бы?…
— Что — сумели бы? — насторожилась жена.
— Приспособиться к ребенку.
Рате только прижала ладони к вискам.
— Что ты говоришь? Что ты говоришь? — заголосила она. — Тогда все рухнет. Все, к чему мъх привыкли. Никакой жизни не будет…
Тетрас промолчал. Рате права, говорить тут нечего. Не год — целое десятилетие они вили свое гнездышко. Не в материальном смысле; их гнездышко — это привычки, уклад, ббраз жизни, а все вместе это и называется счастьем.
— Но ведь другие как-то приноравливаются, — еще пытался спорить Тетрас, но так робко и нерешительно, что Рате даже не ответила мужу.
Тетрас прикусил губу. Он не мог найти подходящих слов и ждал, что еще скажет жена.
— Вспомни, хоть у одного из наших друзей есть дети? — заговорила Рате. — Ты знаешь таких? Мы спросили бы, счастливы ли они?
Среди близких друзей Тетраса таких не было. А обращаться просто к знакомым — разве они скажут правду, если даже на друзей иногда нельзя положиться?
— В западном районе у всех есть дети, — защищался Тетрас. — Или почти у всех.
— Вот поэтому… — Рате с ненавистью посмотрела на красную карточку.
— Да, бездетные не могут занимать высоких постов. Таков неписаный закон. А может, писаный. Возьми любую газету: если сфотографированы члены правительства, рядом с ними обязательно стоят дети.
— Откуда ты знаешь, что это не чужие? — иронически спросила Рате.
Какая-то спасительная мысль мышкой заскреблась в голове Тетраса.
Рядом была ниточка, ведущая из лабиринта. Сейчас надо схватить мышку за хвост, и она покажет выход…
Но тут Рате сказала:
— Хорошо, ты привыкнешь, мы оба привыкнем. Ведь когда ты станешь Координатором города, нам все равно придется менять образ жизни.
— Наконец-то ты сообразила, — обрадовался Тетрас, и все другие мысли словно ветром сдуло.
— Ведь тебе только кажется, что ты способен привыкнуть к ребенку, — с железной женской логикой продолжала Рате. — Только кажется. А я никогда не привыкну. Вечно крик, болезни, ссоры, беспорядок…
— Мы взяли бы робота-няню.
— Не уговаривай, не утруждай себя понапрасну. Главное — я никогда не соглашусь выглядеть так некрасиво. Толстой… Ведь это не на день, не на неделю. Говорят, что это портит фигуру, она уже не восстанавливается…
Тетрас прожил с Рате десять лет, поэтому знал, когда стоит утруждать себя, а когда нет. Он понял, что не сумеет уговорить жену.
Тетрас встал и поспешно вышел. В другой комнате прижал лоб к холодному оконному стеклу. Замер. Мертвая тишина стояла в доме Джонтисов. Такая же, как в коридоре Центрального Координационного Управления: кладбищенская.