Алекс приуныла.
— Означает ли это, что вы отказываете мне в помощи?
— Миссис Торнтон, отныне вы принадлежите Джебалю. Он выложил за вас весьма изрядную сумму. Все, что в моих силах, — заявить официальный протест.
В голове у Алекс проносились вычитанные ранее подробности: первые годы войны проходили настолько спокойно, что триполитанцы сплошь и рядом насмехались над американским военным флотом; однако очень скоро, сразу после назначения Пребла, им пришлось изменить свое мнение.
— Но ведь я уже замужем, — солгала Алекс.
— Им это известно, — пожал плечами Нильсен. — И им на это наплевать.
Мурад поднял глаза. Алекс успела заметить блеснувшее в них сострадание, но в следующую секунду раб потупился и отошел в угол комнаты.
— Хорошо, я заявлю протест. И постараюсь уговорить Джебаля вас отпустить. Но боюсь, не в моей власти повлиять на его решение. Есть лишь один надежный способ.
— Какой?
— Выкуп. Эти люди невероятно алчны. Если ваш муж окажется достаточно богат, паша забудет о том, что вас хотел купить Джебаль. Он наверняка предпочтет золото.
Алекс смотрела на Нильсена невидящим взглядом. Она подумала о своем счете в банке… в двадцатом веке.
— Нет. Он не богат. — Она вздохнула.
— Мне очень жаль, — повторил Нильсен.
Алекс машинально кивнула. Равнодушным взором она скользнула по столику, ломившемуся от изысканных сластей, фруктов и сыра. Она совсем вымоталась. Ей нужно хоть немного поспать. Возможно, так и было предначертано, и ей суждено пережить ужасы плена и рабства. Но по крайней мере она находилась в девятнадцатом веке, в Триполи, там же, где и Блэкуэлл. Воспоминания об этом утешили ее.
Тихо подошел Мурад и протянул ей бокал ароматного напитка. Алекс невольно почувствовала к нему благодарность. Почему-то она не сомневалась, что он искренне сочувствует ее горю.
— Я готов переправить для вас любую корреспонденцию. — Нильсен встал. Алекс только вздохнула. — Миссис Торнтон, позвольте полюбопытствовать, как это вас угораздило оказаться в плену здесь, в Триполи?
— Это довольно странная история, — после секундного колебания отвечала Алекс. — Вы не поверите, если я расскажу правду. — Тут до нее дошло, что неплохо было бы сочинить какую-нибудь правдоподобную ложь. Ладно, потом. Сейчас врать уже не было сил.
— Прошу вас, дайте знать, когда сочтете себя готовой рассказать ее. Уверен, что Джебаль не станет препятствовать нашей новой встрече. Даже когда вы примете ислам.
— Но я не хочу принимать ислам, — возмутилась Алекс. — Это… гадко.
— Неужели вы по-прежнему намерены отказаться от предложения Джебаля, когда я разъяснил всю безнадежность ситуации? — растерялся Нильсен.