— Американцы очень странные люди, да? В глазах Тревельяна мелькнул смех.
— Если бы я знал это раньше, то вместо Пеша занялся бы исследованием Америки.
Леатрис рассмеялась.
— Выйти замуж за Джеймса?! Я не видела его целую вечность, даже перестала думать о нем. Чем он сейчас занят.
— Не знаю, думаю, по-прежнему работает над своей книгой. — Тревельян произнес это с тем презрением, какое всегда испытывает плодовитый автор к неудачнику, тратящему годы на написание одной книги. — Кажется, об одном из Тюдоров — Генрихе VIII и его женах?
— О Генрихе VII и его экономической политике! — резко бросила Леатрис. — Не смей насмехаться над Джеймсом. Нужны серьезные исследования, когда пишешь биографическое эссе. Тебе проще. Ты путешествуешь, а потом описываешь те места, где побывал. А ему нужно потратить много времени на чтение средневековых рукописей, да их еще надо было найти, а потом… — Леа бросила на брата сердитый взгляд. — Что смешного ты в этом нашел?
— Ну да, ты ведь не вспоминала о Джеймсе много лет и не знаешь, как далеко он продвинулся в своей работе…
Леатрис отвернулась и покраснела.
— В последний раз я слышала, что он описывает шестой год правления Генриха VII, — тихо ответила она.
— Что-что? Я не расслышал. Он пишет о шестой жене короля?
— Ах ты! — закричала Леа и бросила в Тревельяна подушкой.
Он поймал ее и сказал:
— Много лет ты писала о Джеймсе Кинкайде в каждом письме. Мне кажется, я знал о любом его шаге. Думаю, он был для тебя Богом на земле. Мне казалось, ты считаешь его чудесным человеком. Путешествуя по миру, я встречал много замечательных людей, но никто не может сравниться с великим Джеймсом Кинкайдом. Трудно поверить, что он — тот самый мальчик, который жил недалеко от Брэмли и прогонял нас из своего сада, говоря, что мы слишком шумим и отпугиваем птиц.
Леатрис не смотрела на Тревельяна.
— Ты уверена, что перестала думать о Джеймсе? Когда мы были детьми, почему-то всегда ходили мимо дома Кинкайда. Помнишь, как ты пряталась за деревьями и кидала в него комья земли?
— Я никогда не делала ничего подобного! Тревельян посерьезнел и, взял Леа за руку.
— Почему ты не вышла за него? Разве, он не просил твоей руки?
— Он сватался, когда мне было шестнадцать лет, и семнадцать, и восемнадцать. — Она вздохнула. — А в двадцать перестал… Теперь, когда Джеймс видит меня в экипаже, рядом с мамой, он отворачивается. Наверное, ненавидит меня.
— Без сомнения, наша дорогая матушка… Леатрис выпрямилась.
— Да! — Она сжала кулаки в бессильной ярости. — Да, да, да! Это был самый тяжелый момент в моей жизни, и я не желаю вспоминать. Ах, Велли, ты приезжаешь, восстав из мертвых, и говоришь, что хочешь выдать меня за Джеймса!