– Подумать только, если бы мы посмотрели друг другу в глаза, скольких бед мы смогли бы избежать, Мак Дара, – сказал Джок, глядя на своего героя. Он отступил, пораженный ужасом. – Боже мой, Мак, что с твоим лицом?
Лицо Мака отекло и было болезненно бледным. Глаза прикрыты тяжелыми опухшими веками. Он уронил голову на грудь, грузно опустившись на стул.
– По улицам Нью-Йорка, Джок, бродят наемные убийцы и шпионы, предатели и отступники, платные ищейки. Я стараюсь быть осторожным, но я устал прятаться и убегать, мой друг. Понимаешь, я даже не взглянул на тебя, не услышал твоего голоса. Для меня ты был очередным именем, а не человеком из Дублина. Ничем не отличался от любого наемного убийцы. И я покинул лучшее убежище, какое было у меня в Нью-Йорке. София Агнелли была мне как мать. Я хочу сделать ей подарок при встрече, если мы еще встретимся. Если я снова увижу ее. – Глаза Мака закатились, веки опустились.
– Все это опиум, – пояснил Кау Ли. – Многие из тех, кто скрывается, в одиночестве тоскуют по родине и, пытаясь забыться, начинают курить опиум. Если вы не заберете отсюда нашего друга Мак Дара, он никогда не сможет покинуть китайский квартал. Если его не убьют враги, он погибнет от опиума.
Ресторан Кау Ли они покинули, когда на востоке уже разгорелась заря. Джок и Мак, подкрепленные чашкой крепкого черного кофе, последовали за друзьями. Они шли по пустынной Мотт-стрит. Кофе, выпитый в огромных количествах, многочасовые воспоминания о прошлом, о далеком доме, надежды на землю обетованную, Америку, которые привели их или их далеких предков, как у Карвало, в Нью-Йорк, взволновали их.
– Если к утру ты меня не разлюбила, скажи: «Я люблю тебя», – шептал Габриель на ушко Дженни. Они отстали от своих друзей, направившихся к коляске.
– А ты заставь меня сказать это, – пошутила Дженни.
Он поднял ее и начал кружиться, как в танце. – Я все еще люблю тебя! – ответ прозвучал нежно и чувственно. – Да, все еще люблю. – Габриель поставил ее на тротуар. – Я не это имела в виду, когда просила «заставь меня сказать».
– Помнишь ночь на борту «Принца Вильгельма», когда… когда мы впервые узнали друг друга? – Он улыбнулся милой, подкупающей улыбкой. – Помнишь, я сказал тогда, что одинок? Помнишь? – настойчиво повторил он.
Дженни кивнула. Жаркая страсть, пылавшая в его глазах, была почти пугающей.
– Разве можно это забыть, Габриель?
– Теперь я знаю, я оставался одиноким ради тебя, Дженни. Я много путешествовал. Я искал тебя, cara. Мы подходим друг другу. Я понял это с той первой ночи, когда мы говорили… прикасались друг к другу, любили. Я не сразу понял это, – он положил руки ей на плечи и повернул к себе. – Я люблю тебя, Дженни Ланган, но не могу найти подходящих слов в английском языке. Я хочу, просыпаясь по утрам, всю свою жизнь слышать твой нежный, сладостный… чуть хрипловатый голос. Хочу подарить тебе весь мир. И я сделаю это.