— Отпусти меня! Или я закричу так, что стены обрушатся на твою проклятую голову! — грозила ему Элисия, пока они добирались до верхней ступеньки.
— Сколько угодно! Никто не посмеет вмешаться. Я здесь единственный хозяин… и твой хозяин, жена моя. У меня есть законное и моральное право делать с тобой все, что вздумается. — Он рассмеялся, и смех его показался перепуганной Элисии поистине дьявольским.
Элисия колотила его по груди и плечам. Ей удалось отвесить ему крепкую пощечину, после чего он перекинул ее на другую руку и прижал к себе так, чтобы она не могла размахнуться и лишь понапрасну вырывалась.
Пиратствующие предки маркиза, казалось, с одобрением взирали сверху на своего потомка, когда он проходил мимо с бьющейся девушкой на руках. Дьявольский огонь в его глазах был словно отблеском их славного прошлого.
— Чудовище! Ты будешь меня насиловать? Ничем иным это не будет! — звенящим от волнения голосом продолжала она. — Ты намерен принудить женщину, которой ты противен?
— Нет, Элисия, насилием это не будет, — мрачно произнес маркиз, освобождая одну руку, чтобы открыть дверь спальни. — Я сделаю так, что ты захочешь моих поцелуев и ласк, ты станешь жаждать их, умоляя меня овладеть тобой. Богом клянусь, ты будешь алкать моей любви!
Последнее, что увидела обескураженная Элисия перед тем, как он закрыл дверь, была китайская лакированная ширма. Поблескивающие, причудливо искаженные образы, тонкие красные губы, растянутые в вечной бессмысленной улыбке, черные раскосые глаза, уставившиеся холодным взглядом в пространство… Сочные краски восточных одеяний подчеркивали мертвенную бледность гладких, как маски, лиц.
Маркиз бросил Элисию на постель и принялся стаскивать с себя панталоны и рубашку.
— И не пытайся, Элисия, — предупредил он, когда девушка внезапно рванулась с кровати. — Теперь тебе не уйти.
Элисия в панике уставилась на его обнажившееся тело. Она испытывала такой ужас, что ее стало неудержимо трясти. Скатившись на пол, она кинулась к двери своей спальни, но лорд Тривейн молниеносным движением поймал ее за распущенные волосы и вновь притянул к себе.
— Трусишь, моя дорогая? Не смеешь принять вызов… Вдруг я окажусь прав? — тихо спросил он, стаскивая с нее халат. На миг она осталась в полупрозрачной ночной рубашке, которая тут же была сорвана с нее одним движением твердой руки.
Подхватив девушку, он с размаху швырнул ее на постель, последовав за ней, вминая ее в упругий матрас крепким сухощавым телом. Элисия отворачивалась от его ищущих губ, разметав волосы по подушке, пока наконец он не зажал ее лицо в ладонях и рот его не завладел по-хозяйски властно ее трепещущими губами.