Но прежде чем исчезнуть, Пюс что-то искала. Она дважды проходила рядом с комнатой для гостей, и я замирал, затаив дыхание. Ведь разыскивая свою вещицу, она могла войти в комнату, и тогда все было бы кончено.
Когда она закрыла за собой входную дверь и я был вполне уверен, что она ушла, меня вдруг охватил ужас. Жребий брошен. Пути назад нет, я знал, что теперь доведу свою безумную книгу до конца.
Я дождался девяти часов утра, оделся и рискнул выйти из дома. В любом случае, я был вынужден выйти. Иначе невозможно продолжать начатое.
Теперь, когда я всего в нескольких метрах от дома, мое сердце бьется сильнее. А что, если Улисс воспользовался моим отсутствием и сбежал?
Нет, Силы Преисподней, вы не допустите этого! Вы не отнимете у меня дарованную жертву! Мухам не выбраться из паутины, они застревают в ней навсегда.
Вдруг, проходя мимо окна гостиной, я вижу за стеклом физиономию Улисса. И моя тревога мгновенно исчезает. По одному только выражению его лица я понимаю, насколько мои опасения были беспочвенны. Ну, конечно же, нет, она вовсе не собирается улетать, эта птичка! Она поджидает меня за стеклом, словно прикованная одиночеством к окну возлюбленная.
Однако страх, растворившись, оставляет во мне свой след. Я говорю себе, что не следует больше бросать его одного. Только в случае крайней необходимости. И еще – не стоит ему появляться у окна. Его могут увидеть с улицы, как увидел я.
В это мгновение я отчетливо представляю себе, каким будет с этих пор существование Улисса в моих стенах. Я не боюсь слов, и слово «заточение» приходит мне на ум. «Дьеппский узник». Вот и другое название. Немного в духе Понсона дю Терайя[6]. Нет, предпочитаю все же «Чемодан».
Открываю дверь, и Улисс устремляется мне навстречу, всем своим видом напоминая виляющего хвостом спаниеля. Он явно выспался и кажется моложе, чем вчера. У него отдохнувший вид, нет под глазами кругов, которые делали его похожим на актера немого кино. В брюках и рубашке без галстука, мягко ступая, он выглядит почти привлекательно.
– Вы в полном порядке, – говорю я, закрывая за собой дверь.
– Правду сказать, я чувствую себя гораздо лучше, – он по-настоящему улыбается. – Вы были правы: в вашей комнате замечательно тихо, не слышно ни малейшего звука. А какой матрац!
Теперь он даже смеется и потирает руки.
– Я позволил себе принять душ.
– И очень правильно поступили, – одобряю я. Подойдя к письменному столу, ставлю позади него чемодан. Обратил ли Улисс внимание на то, что я принес? Кажется, нет.
– Я видел в окно, как вы идете! – радостно сообщает он.