И поймет причины, по которым она предпочла скрыть свое положение в обществе и запереться в уединенной хижине, захватив с собой груду эротической литературы.
Приподнявшись на локтях, чтобы не давить на Абигейл своим весом, он прижал губы к ее уху — , и сладостно-горькая волна наслаждения омыла его.
Такая невинная вещь — женское ушко.
Но ему внезапно захотелось обвести языком каждый завиток раковинки, впиться зубами в мочку.
Сделать Абигейл частью самого себя.
Какая красивая форма ушка: обманчиво прохладного и внешне деликатного, совсем как сама Абигейл.
Он медленно просунул кончик языка в жаркий узкий канал. Содрогания ее лона усилились.
Роберт погладил узкую спину и сжал мягкую ягодицу, проникнув при этом немного глубже.
— Я сделал тебе больно?
— Немного, — хрипловато призналась она. — Кажется, ты причинил мне боль не… не своей плотью, а пальцами.
— Потому что пытался растянуть твою девственную перегородку.
Роберт нашел ее губы, распухшие, смятые его поцелуями, инстинктивно смягчившиеся под давлением его рта. Губы, целованные им одним.
Он проник в нее еще дальше — языком и набухающим отростком.
— А что делает мужчина твоей мечты после того, как возьмет твою невинность?
— Он… готов разделить со мной свое тело.
Отросток зашевелился, пробуждаясь к жизни. Немыслимо!
— Каким же это образом? — осведомился Роберт, делая первый выпад. Абигейл затаила дыхание. Коротко остриженные ногти вдавились в его спину.
— Позволяет касаться себя. Целовать. Пробовать на вкус. Все то, что ты делал со мной.
Потаскухи целовали Роберта, брали в рот его плоть, но за деньги. Ни одна женщина не выражала до сих пор желания проделать это ради удовольствия.
Он мягко вышел из нее и перекатился на спину.
Роберт не был готовок встрече с такой женщиной. В своих мечтах партнерша брала его тело и страсть и давала лишь наслаждение. И вовсе не мечтала узнать его тело.
Матрац просел. Прохладные пальцы нерешительно легли на живот, прошлись по торсу.
— А мужская грудь так же чувствительна, как… — Она легко обвела его соски. — Ты в этом месте меньше, чем я.
— Я мужчина, — проворчал Роберт, уставившись в темноту.
— Но такой же твердый. Стоит тебе дотронуться до моего соска, и между ног мокро становится. Что ты испытываешь, когда я касаюсь твоего?
Она провела подушечкой большого пальца по его соску. Еще раз. Еще. Еще.
Белое пламя ударило прямо в чресла. Роберт схватил ее за руку, прижал к своей груди, вдыхая запах тел. Ее. Своего. Запах предыдущего жаркого соития. Запах секса.
И задался вопросом, почему женщина, подобная Абигейл, исполненная чистой, невинной страсти, способна принять мужчину, который убивал раньше и признался, что готов убивать снова.