Он больше не ходил на работу, и всякий раз, как жена начинала попрекать его (а он и на работу не ходил назло ей, чтоб она его попрекала), ему хотелось пригрозить ей, но всякий раз он говорил, что работы нет. Наконец жена перестала настаивать. Это сделало его ярость бессильной и бессмысленной.
Два раза приходил Азиз справиться о его здоровье, и каждый раз, как жена рассказывала ему об этом, он не удерживался от ругани. И вот однажды, поднимаясь по ступенькам, он услышал из своей комнаты голос Азиза и понял, что тот снова пришел навестить его и остался подождать. Тогда он повернулся и ушел и возвратился, когда Азиза уже не было. Он приготовился было обругать Азиза, но жена ничего ему не сказала. Пришлось самому спросить:
– Что это Азиз к нам больше не заглядывает? Жена, не отрываясь от шитья, сказала:
– Люди – ослы, что любят такого человека, как ты. Приходить, чтобы услышать ругань! Сказать, что приходил, – чтобы ты на меня ругался? Приходил. Всего минута, как был здесь.
Он промолчал. Жена сказала:
– Говоришь, работы нет? Почему для Азиза есть? Он что, не такой, как ты?
Во рту у него пересохло. Он боялся встретиться взглядом с женой и смотрел только на ее руки, шившие мужскую сорочку.
Жена молча занималась своим делом, а он следил за иглой, как она исчезает и снова выглядывает, потом целиком выходит наружу и следом вытягивается нитка. Потом он услышал голос жены – она говорила очень тихо и медленно:
– Гулям, правда, что с тобою? Чего ты хочешь?
Он украдкой проверил, смотрит ли на него жена. Она сидела, опустив глаза на шитье, и следила за работой иглы.
– В последние дни ты стал совсем невыносим, но ведь давно уж с тобой неладно.
Как только она подняла глаза – может быть, чтобы взглянуть на него, – он тут же отвел взгляд. И слушал.
– Душа моя из-за тебя изболелась. С тех пор как я вышла за тебя, ты всегда был недоволен жизнью. Кто ж доволен? Но ты всегда был только недоволен, и все тут. Все верят, надеются и ждут, что дела у них пойдут лучше. Но ты все время ждешь, только ждешь. Ты всегда только ныл и ждал, что вот-вот свод небесный разверзнется и мир для тебя цветником станет.
Во рту у него совсем пересохло, он хотел встать, но голос жены, в котором звучали сердечная боль и волнение, притягивал его к себе, и он слушал.
– Сказать тебе правду, всякий раз, как ты говорил мне «люблю тебя», сердце мне подсказывало, что ты не все мне говоришь. Никто не велит быть всегда как Лейли и Меджнун; но тебе ведь всегда было лучше со своими мечтами, чем со мной.
Он не думал, что это так или что хоть когда-то было так, но сознание того, что он, оказывается, заставил жену мучиться ревностью, доставляло ему неведомое доселе наслаждение; хотелось слушать еще и еще, но жена умолкла. Он не решался взглянуть на нее, потому что не знал, смотрит она сейчас на него или нет. Она продолжала: